Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)
Эти слова, страшные своей правдивостью, заставили меня задуматься. Кто-то тихонько тронул за плечо: «Пошли». Четверо мужчин вынесли табут с телом отца.
После того, как все было кончено, дядя Аман — отныне старший в нашем роду, покровитель осиротевшего семейства, — с важностью проговорил, обращаясь ко всем собравшимся:
— Спасибо, люди добрые, за честь, за помощь в трудный час!
Потом, как полагается, справляли поминки. Чтобы оплатить расходы, дядя Аман продал нашего быка.
Все эти события заставили на время отложить свадьбу моей сестры Аннагюль и Чарыкурбана. Однако подошел черед и для свадьбы. Она мне хорошо запомнилась — была хоть и не слишком богатой, зато красочной, многолюдной. Все как требует обычай. Сначала с нашей стороны в дом жениха прибыли доверенные люди, чтобы совместно определить день тоя, а также известить, что у невесты в доме все готово для достойных проводов. Договорились — и теперь обе стороны начали готовиться вовсю. Стали печь чельпеки — особого вида праздничные лепешки. У жениха на дворе была разбита юрта — просторная, из белого войлока. В нее насыпали грудой всевозможные сласти: орехи, леденцы, пряники и малые ребятишки могли ими лакомится, сколько душе угодно.
А на купол повесили разноцветные платки. Это для развлечения подростков и юношей: кто с одного прыжка сумеет платок сорвать, тому он и достанется. Дней пять шла потеха, и я с моими товарищами напрыгался вволю. Потом юрту перевезли во двор к невесте, чтобы после тоя вернуть обратно жениху.
За три дня до всеобщего пиршества семья жениха прислала нашей семье рис, мясо и все потребное для угощения. Еще за день сошлись соседи, принялись все вместе готовить всевозможную снедь. К вечеру явился заранее приглашенный искусный бахши. Возле невесты сгрудились девушки-подружки: одна на гопузе наигрывает, другая в бубен ударяет. Пальваны-борцы-силачи — устроили состязание — гореш, исстари любимое всеми туркменами зрелище. До поздней ночи шло в тот день веселье, и подруги остались с невестой ночевать А чуть утро забрезжило — снова закипела работа; главное теперь было — угощение наготовить для многочисленных гостей.
Самое торжественное началось в полдень, когда, звеня колокольцами, к нашему дому медленно приблизился свадебный караван — несколько верблюдов цепочкой, а с ними всадники на копях и ослах. Приехали за невестой. Прибывших с почтением встретили, ссадили, пригласили угоститься и только после этого вывели Ан нагюль, закутанную в бархат. Она держалась прямо, сдержанно. Не подняли в белый кеджебе, на горбу высоченного бурого верблюда. Вместе с ней там же поместилась жена дяди Амана в качестве родственницы. Затем с поклонами пригласили нашу мать и попросили высказать отъезжающей дочери свои последние напутствия, пожелания. Вот, наконец, были сказаны все прощальные слова, и караван медленно тронулся в путь. Сразу поднялся шум, веселый гомон, мальчишки гурьбой побежали вслед за отъезжающими.
Дальше все снова шло по обычаю: Аннагюль привезли, с почетом высадили из кеджебе и поместили в одной из комнат. Здесь вокруг нее собрались девушки — соседки и родственницы жениха.
Я пришел в дом родителей Чарыкурбана полчаса спустя. Здесь на дворе разбивали белую юрту. И как только она была готова, туда перевели невесту, все еще закутанную в бархат.
До ночи вокруг свадебной юрты не утихало веселое празднество. Пел, веселил сердца собравшихся искусный бахши; окруженные плотным кольцом восхищенных ценителей, состязались в силе и ловкости прославленные пальваны. Чарыкурбап — плечистый, в красном халате и белой папахе, лишь изредка выходил к гостям.
Поздно ночью был совершен обряд бракосочетания. Он у нас короток и прост. Старшая сноха Чарыкурбана — жена его старшего брата — привела жениха в юрту к невесте. Здесь она соединила их руки, потом задула огонек светильника и вышла…
В первый раз молодые — Чарыкурбан и Аннагюль — остались одни. Жениху, как водится, дружки заранее завязали кушак на множество узлов, крепких да замысловатых, и еще конец упрятали так, что не найдешь. А невеста обязана распутать узелки все до единого. Потом она должна стянуть с жениха сапоги, сиять с него халат. А парень проверяет: ловка ли, проворна, сметлива…
Свадебный обряд на этом не завершается. Утром молодой муж удалился. И следующую ночь с молодой провели одни женщины: сноха мужа, та самая, что руки им соединяла, еще две-три молодухи. И пока сноха не уйдет, молодой муж не смеет входить к своей жене.
Удалилась же она только два дня спустя. Тогда родители Чарыкурбана пригласили несколько человек из родни невестки, щедро их одарили и с почетом провоздили; я был в их числе, получил новый кушак. Теперь молодые могли, наконец, оставаться наедине, но мужу пока не полагалось приходить в дом к тестю. А еще несколько дней спустя Аннагюль, согласно обычаю, привели опять к нам. Но вскоре мать и дядя Аман пригласили своих новых родичей, а вместе с ними и молодого зятя. Подарили ему халат. Созвали знакомых с обеих сторон и целый день ходили в гости друг к другу. И подарков снова раздарили при этом множество. Вечером мою сестру снова увезли к мужу. Вот теперь уж окончательно породнились обе семьи.
Так велось в нашем ауле исстари.
Наконец, последнюю сумму денег выплатили нам в счет калыма за Аннагюль, и дядя Аман распорядился ими уже по-своему: часть пошла на возмещение расходов свадьбе, а остальные он попросту присвоил, дело было к зиме, мать надеялась: удастся купить мне что-нибудь из теплой одежды, но не вышло. Так и пришлось ей латать для меня старье.
Несколько дней миновало, и наш покровитель заявил мне: у вас, дескать, в доме теперь забот поменьше, помоги-ка мне, гоняй на пастбище мою корову вместе со своей. А еще через полмесяца он с утра пришел к вам и долго разговаривал о чем-то с моей матерью. В полдень, она объявила: дядя решил переселить нас к себе, трудно ему присматривать за нашим домом… Пришло, значит, время проститься с местом, где я родился и вырос. Дядя Аман живо перевез наше небогатое имущество, кибитку свою мы разбили в углу дядиного двора.
На прежнем месте, у арыка и одинокого тутовника, осталась осиротевшая, пустая дедушкина мазанка. И возле нее — старый пес Алабай. Он ни за что не пожелал уходить с привычного места. Раза два мы уводили его во двор к дяде, но пес неизменно прибегал назад.
В ауле начали поговаривать: Аман присвоил сначала имущество покойного брата, а потом и его семью… Теперь уж он распоряжался мною, как ему вздумается: в пески за саксаулом посылал, велел на арыке чигирь крутить, когда наступала наша очередь поливать, заставлял кизяк собирать по аулу. Мать не вмешивалась. Согласно обычаю, она не имела права голоса в семье деверя, который после смерти мужа сделался ее полноправным властелином.
Донди, моя нареченная…
Тяжко, голодно жилось мне в семье у дяди Амана. И я, возможно, не вынес бы такой жизни. Убежал бы куда-нибудь. Если б не Донди.
Донди — это моя двоюродная сестренка, дочь дяди Амана. Всего на год моложе меня. Красивая девочка, ласковая. В детстве, помню, взрослые всегда ею восхищались: «Поглядите, какая хорошенькая! Вот уж, верно, красавицей вырастет. Счастливый парень, за которого выдадут такую пери!»
Мы с Донди дружили, вместе играли. Понемногу и я начал на нее заглядываться, в голове стало мелькать: «А что если бы Донди выдали за меня замуж?» Дальше больше, воображение мое все сильней распалялось. А девочка, с каждым годом делалась милее, привлекательней. Стал я замечать: и она тоже неравнодушна ко мне. Так и сделалась Донди моей первой мальчишеской любовью. Сперва мальчишеской, а потом и настоящей, на всю жизнь.
Когда мы с ней подросли, нас разлучили, как того требовал обычай. Уже нельзя было встречаться, как в детстве. Мы, однако, успели поведать друг другу о своих чувствах.
Я не оставлял мечты, что когда-нибудь Донди станет моей. Но когда? Возможно ли такое?
И вдруг — это было незадолго до смерти моего отца родители при мне заговорили о том, что для меня пора уже приглядеть невесту. Раз-другой завели они такой разговор. Не только при мне, разумеется, обсуждали они этот важный для всей семьи вопрос. И вот — можно ли представить себе парня, более счастливого, чем я в ют миг? — мать объявляет, что решено сватать для меня именно Донди.
Как же я тогда обрадовался? Вся жизнь для меня озарилась новым, ярким светом.
Оказывается, моей матери первой пришла в голову мысль, что Донди — вполне подходящая для меня невеста. Отец с ее доводами согласился; женить двоюродного брата и сестру — дело обычное в дайханских семьях. И вот моя мать отправилась договариваться к матери Донди. Свояченицы быстро нашли общий язык, достигли полного согласия. Затем в переговоры вступили мужчины. Между ними тоже не было разногласий. Итак, Донди сделалась уже общепризнанной моей нареченной. Ей самой об этом не сообщили. Но разве не было у меня способа известить ее?
