Частица твоего сердца - Эмма Скотт
Я кивнула.
– Да. Очень люблю…
– Если ты не можешь отыскать ни капли любви для себя, то весьма трудно, даже невозможно, любить всем сердцем кого-то другого.
Я покачала головой.
– Теперь, зная правду, я все еще ощущаю себя грязной. Я – мамина боль в теле из плоти и крови.
– Как только потрясение немного схлынет, ты сможешь мыслить более ясно. Сядь и поговори с мамой, и тогда ты узнаешь всю правду. А понимание откроет многие двери, детка.
Задумавшись, я закусила губу. Биби не ошиблась, мне и правда нужно поговорить с мамой. По-настоящему. А до тех пор я не смогу решить, как мне поступить. Все это связано, и пока я не разберусь в собственном прошлом, не стоит строить планы на будущее.
Я обняла Биби, поцеловала в щеку и заказала билет на самолет до Нового Орлеана.
Три дня спустя прилетела в Луизиану и взяла такси, назвав адрес маминого домика на Олд-Приер-стрит в Седьмом районе. Когда я постучала в дверь, сердце билось где-то в горле.
Мама открыла, и на миг на ее лице мелькнуло потрясение. Потом она кивнула, будто бы с самого начала ждала, что я приеду.
– Входи. – Она предложила мне присесть в опрятной маленькой гостиной с разноцветной мебелью. – Ты выглядишь… иначе. Будто светишься.
– Такого определения понятию «напугана до чертиков» я раньше не слышала, – проговорила я и тяжело вздохнула. – Я беременна.
У мамы округлились глаза. На миг мне показалось, что она хотела обнять меня или расплакаться. А может, и то, и другое. Но она сдержалась и жестом указала мне сесть на диван в гостиной.
– Это ребенок Ронана?
– Конечно, – сухо проговорила я.
– Который сейчас в тюрьме?
Я скрестила руки на груди.
– Да. За преступление, которого не совершал.
Мама поджала губы, будто бы слышала все это раньше.
– Хочешь воды? Чего-нибудь поесть?
– Ничего не нужно.
– Ты хочешь его оставить?
Вопрос ударил меня прямо в грудь и застал врасплох.
– И меня еще называют прямолинейной. Наверное, унаследовала это от тебя.
Она выгнула бровь.
– Я не знаю, – призналась я. – Не думаю. Я не могу представить, как пытаюсь возродить уже прогоревший, пришедший в упадок магазин, одновременно воспитывая в одиночку ребенка.
– И ты приехала ко мне? – Мама покачала головой, ее локоны мягко разметались вокруг лица. – Как я могу советовать, когда сама совершаю одни лишь ошибки. Начиная с той ночи с твоим отцом.
– Та ночь – не твоя ошибка, мама. Ты не виновата в том, что он с тобой сделал. – Я поерзала на диване. – Но я должна знать… почему ты меня оставила? Ты имела полное право от меня избавиться.
– Я думала, что справлюсь, – проговорила она. – Я была похожа на тебя. Сильная. Энергичная. Целеустремленная. И не собиралась опускать руки, несмотря на разбитое сердце или надругательство над телом со стороны того, кто, как я думала, меня любил. Так что продолжала идти вперед. По крайней мере пыталась. Целых четыре года. Но каждый раз, глядя на тебя, я видела не милую малышку. Мне казалось, что внутри тебя затаился он. – Мама вздрогнула и обхватила себя руками. – Моей решимости не хватило. Я не смогла находиться рядом с тобой и ненавидела себя за то, что тебя бросила. Я на долгие годы застряла в этом чистилище.
– А теперь?
Она одарила меня тяжелым взглядом темных глаз.
– А это важно? От меня уже ничего не осталось.
– Это неправда, – проговорила я. – Мама, тебе когда-нибудь помогали? Ты говорила со специалистами?
– Я никому не рассказывала о случившемся, пока не отдала тебя Биби.
– Но почему нет?
– Мне казалось это унизительным, оскорбительным. Я довольно скрытный человек и не люблю, когда лезут в мои дела. Я усердно работаю, сама о себе забочусь.
Я откинулась на спинку дивана, удивляясь, что слышу из уст матери собственные слова.
– Ты будто бы говоришь обо мне, – произнесла я. – Я не делюсь своими проблемами, работаю до упаду. И… не подпускала к себе никого. – Я положила руки на живот.
«До Ронана».
– Прости, Шайло, – проговорила мама. – Я ведь испортила тебе вечер открытия. Не поддержала тебя. И очень сильно подвела.
Я подвинулась ближе к ней и взяла за руку. Мама напряглась, а потом стиснула мою ладонь так, будто теперь и вовсе не хотела отпускать.
– Ты не подвела меня, мама. Тебе ведь никогда не помогали. Порой случается то, с чем просто нельзя бороться в одиночку.
Я подумала о попавшем в тюрьму Ронане. Он верил, что, перестав со мной общаться, действовал лишь мне во благо.
– Трудно просить о помощи, – призналась мама. – Мне очень повезло, что рядом оказалась Биби.
– Мне тоже. – Мягко улыбнулась я. – Она… для меня все.
– Она ведь уже все знает?
– Конечно. Думаю, она за то, чтобы я оставила ребенка.
– Не сомневаюсь.
– Она хочет помочь, – медленно проговорила я. – И у меня есть деньги, что оставил Ронан.
Мама крепче сжала мне руку.
– И… у тебя есть я. Если пожелаешь.
Я быстро подняла взгляд.
– Что?
– Думаю, мне придется нелегко. Нужно залечить старые раны. Но я твоя мама. – Она отвела косички с моего лица. – Вероятно, пришло время вести себя соответственно.
На глаза навернулись слезы.
– Можно… тебя обнять?
– Нет, – проговорила она, и глаза ее тоже заблестели. – Это я тебя обниму.
Мама притянула меня ближе, и я упала в ее объятия, наслаждаясь мягкостью, запахом… не таким, как у Биби, но тоже знакомым.
– Но я не знаю, решусь ли оставить ребенка, – произнесла я, когда мы отстранились друг от друга, вытирая глаза. – Я слишком боюсь и… сбита с толку.
Но перед глазами уже возникло смутное видение будущего. Я восстановила магазин, и он обрел свой первоначальный вид. А пока я работала, создавая жизнь, к которой мог бы вернуться Ронан, дома меня ждал маленький человечек.
«Может, я справлюсь. Возможно…»
– Неважно, что ты выберешь, – проговорила мама. – Я постараюсь тебе помочь. Не могу обещать, что не совершу ошибок, но хочу попробовать.
Я не знала, что конкретно имела в виду мама и могу ли я на нее рассчитывать, но слова были сказаны, и в груди зародилась надежда. Нужно доверять и двигаться дальше.
На обратном пути в Калифорнию я постоянно касалась руками живота, бережно поддерживая округлость, которой там
