Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон
«Женевьева Матильда Парсонс».
Моя прабабушка – мама бабушки и та самая женщина на фотографии, знаменитая своей красной помадой и яркой улыбкой, которая спрятала сейф. Бабушка всегда говорила, что ее звали Джиджи.
Быстрый взгляд на две другие книги подтверждает, что на них то же самое имя. Ее дневники? Должно быть так.
Ошеломленная, я иду в свою спальню, закрываю за собой дверь и устраиваюсь на кровати, скрестив ноги. Вокруг каждой книги намотан кожаный шнурок. Когда я беру первую книгу, осторожно разматываю шнур и открываю ее, внешний мир для меня исчезает.
Это в самом деле дневник. На каждой странице записи, сделанные женским почерком, а в самом низу каждого листа – фирменный отпечаток в форме поцелуя губной помадой моей прабабушки.
Она умерла задолго до моего рождения, однако я выросла, слушая бесчисленные истории о ней. Бабушка говорила, что дикий характер и острый язык она унаследовала от своей матери. Интересно, знала ли она об этих дневниках? Читала ли она их когда-нибудь?
Если Женевьева Парсонс была такой необузданной, как рассказывала бабушка, то, думаю, эти дневники могут поведать много интересного. Улыбаясь, я раскрываю оставшиеся две книги и проверяю даты на первых страницах, чтобы убедиться, что начну с начала.
А потом я не сплю всю ночь и читаю, с каждой новой записью ощущая все большее беспокойство.
Из беспокойного сна меня выдергивает глухой стук на нижнем этаже. Кажется, будто я вынырнула из глубокого, непроницаемого тумана, залегшего в самых глубинах моего мозга.
Продрав глаза, я пялюсь на закрытую дверь, концентрируясь на ее тусклых очертаниях, пока мой мозг не осознает, что меня разбудило. Сердце значительно опережает мой разум, мышцы в моей груди бешено сокращаются, а волосы на затылке встают дыбом.
На желудок накатывает облако беспокойства, и только спустя несколько секунд я понимаю, что звук, который я слышала, издала моя захлопнувшаяся входная дверь.
Медленно сажусь и вылезаю из-под одеяла. В теле бурлит адреналин, я уже проснулась.
В моем доме только что кто-то был.
Звук мог оказаться чем угодно. Это мог быть оседающий фундамент. Или, черт возьми, даже парочка призраков. Но точно так же, как интуиция предупреждает тебя о чем-то плохом, моя интуиция говорит мне, что в моем гребаном доме кто-то только что был.
Это тот тип, что стучал в дверь? Ведь так, верно? Это было бы слишком большим совпадением, чтобы какой-нибудь незнакомец специально проделал путь длиной в километр до поместья только для того, чтобы постучаться и уйти. И теперь он вернулся.
Если вообще уходил.
Встаю с кровати, меня охватывает озноб, по коже бегут мурашки. Дрожа, я беру с тумбочки телефон и неслышными шагами направляюсь к двери. Медленно открываю ее и съеживаюсь от громкого скрипа.
Мне нужна храбрость Льва и пусть Железный Дровосек смажет петли на моей двери. Я дрожу как лист, но отказываюсь прятаться и позволять кому-то свободно расхаживать по моему дому.
Щелчок выключателя, и лампочки начинают мерцать, освещая коридор как раз настолько, чтобы мой разум мог поиграть со мной в игры, рисуя за пределами света теневые фигуры. И пока я медленно иду к лестнице, чувствую, как за мной наблюдают глаза с висящих на стенах картин.
Смотрят, как я совершаю очередную дурацкую ошибку. Они словно говорят: «Глупая девчонка, тебя же сейчас убьют. Оглянись. Он прямо за тобой».
От последней мысли я хватаю ртом воздух и оборачиваюсь, хотя точно знаю, что за спиной никого нет. Мой чертов тупой мозг слишком изобретателен.
Эта его способность чудесно помогает моей карьере, но в этот самый момент я ни хрена не рада ей.
Ускорившись, я спускаюсь по лестнице. Сразу же включаю свет, морщась от его яркости, обжигающей глаза.
Лучше, чем альтернатива обыскивать все вокруг с помощью единственного луча фонарика. Я бы умерла на месте, если бы обнаружила кого-то, скрывающегося в моем доме. В один миг тут никого нет, а в следующий – привет, вот он, мой убийца. Нет, черт возьми, спасибо.
Когда я не обнаруживаю никого ни в гостиной, ни на кухне, поворачиваю ручку на входной двери. Она все еще заперта, а это значит, что тот, кто ушел, каким-то образом сумел снова запереть дверь за собой.
Или он вообще не ушел.
Резко вдохнув, я бросаюсь через гостиную на кухню и сразу же тянусь к ножам.
Но тут в поле моего зрения попадает нечто, лежащее на столешнице, и я застываю на месте. Мои глаза устремляются к предмету, и с моих губ срывается проклятие, когда я опознаю в предмете одинокую красную розу, лежащую на стойке.
Смотрю на цветок так, словно это живой тарантул, глядящий прямо на меня и приглашающий подойти ближе. И если я осмелюсь, он, несомненно, сожрет меня живьем.
С дрожью вздыхая, я сдергиваю цветок со столешницы и верчу его в пальцах. Шипы на стебле срезаны, и у меня возникает странная мысль, что это было сделано специально, чтобы я не укололась.
Но эта мысль безумна. Если кто-то пробирается ночью в мой дом и оставляет мне цветы, то его намерения прямо противоположны добродетели. Он пытается запугать меня.
Сжав кулак, я сминаю цветок и выбрасываю в мусорное ведро, а затем возвращаюсь к тому, за чем пришла. Выдергиваю ящик, столовое серебро громко звякает в тишине, а затем захлопываю его, выбрав самый большой нож. Я слишком зла, чтобы быть тихой и незаметной.
Кто бы здесь ни прятался, он услышит мое приближение за километр, но мне уже наплевать. У меня нет желания таиться.
Сейчас я в ярости.
Меня бесит, что кто-то решил, будто может просто ворваться в мой дом, пока я сплю. И особенно мне не нравится то, что этот кто-то заставляет меня чувствовать себя уязвимой в моем собственном доме.
А потом имеет наглость оставлять мне цветок, как гребаный чудик? Может, он и обезвредил эту розу, обрезав ее шипы, но я с радостью продемонстрирую, что роза все еще опасна, если запихнуть ее прямо в его глотку.
Тщательно проверяю первый и второй этажи, но не нахожу никого, кто бы мог меня поджидать. И только когда я оказываюсь в конце коридора второго этажа и упираюсь взглядом в дверь, ведущую на чердак, мои поиски обрываются.
Я застываю на месте. Каждый раз, пытаясь заставить себя шагнуть вперед, я корю себя за то, что не проверила каждое помещение в поместье, но не могу сдвинуться ни с места. Все
