Жаркое лето Хазара - Агагельды Алланазаров
Несмотря на это, в этом городе старик был известной личностью. До выхода на пенсию у него был большой круг общения, так что знали его многие люди.
Старик был истинным патриотом своей земли, он гордился трудовыми успехами своих земляков, никогда не считал себя маленьким человеком и не стоял в стороне, за правду он мог биться с кем угодно, и даже с высокопоставленными чиновниками мог схватиться, если того требовали интересы дела. Может, поэтому-то за годы работы он не поднялся выше парторга. Однако руководители, работавшие с ним, побаивались его острого язычка, при нем старались подбирать выражения, не позволяли себе лишнего. Одно событие, случившееся лет тридцать назад, во времена СССР, и связанное с Министерством рыбного хозяйства, раскрыло этого человека с положительной стороны, показав его честность и упорство в достижении праведной цели.
Когда московские главки якобы в целях охраны природы запретили добычу в туркменских водах Каспия любых рыб, кроме мелочи, рыбные хозяйства республики полностью разорились. Напротив, в Баку, Астрахани, Дагестане у казахских берегов Каспия улов морской рыбы только вырос.
Туркмен били по рукам, не давая им дотянуться до скатерти-самобранки под названием Хазар. В этом проявились имперские амбиции центра, считавшего себя властелином одной шестой части суши всей земли.
В истории описаны случаи, когда русские баре вставали на сторону иностранных купцов, заплативших хороший выкуп, и позволяли им разорять туркменские воды, что касается самих туркмен, им запрещалось ловить рыбу в собственном море.
Когда такой запрет ввели и на этот раз, первым за дело взялся старик. Он без устали писал во все инстанции, никого не оставлял в покое, протестовал от имени народа. Вот его слова, с которыми он обращался в разные инстанции: «Почему в других местах, где идет массовый отлов ценных пород рыбы, морская экология не страдает, отчего ей наносится ущерб, когда ловом занимаются туркмены, тем более, что их масштабы не сравнимы с масштабами других добытчиков рыбы? Если вы и в самом деле беспокоитесь за сохранность экологии, тогда и в других местах введите такой же, как для Туркменистана, запрет, в противном случае, и с нас снимите этот запрет и позвольте вылавливать рыбы столько, сколько мы считаем нужным! И уж если говорить об экологии, то посмотрите, чиста ли волжская вода, ведь на берегу этой великой реки стоят сотни заводов и фабрик, сбрасывающих в реку своих отходы. Все это я видел собственными глазами, когда мне довелось плыть на корабле от Астрахани до Казани!»
О себе старик запальчиво сообщал: «Ветеран Великой Отечественной войны! Не для того мы воевали и отстаивали свободу, чтобы потом подвергаться таким унижениям». Он не боялся выглядеть неудобным, если это могло принести пользу людям.
Многие тогда не знали об этих письмах старика, может, никогда бы и не узнали, если бы не случай. На состоявшемся в Красноводске партактиве недавно назначенный секретарь обкома Дмитрин выступил с гневной речью. «В городе есть люди, которые выступают против взвешенного решения Кремля, противостоят Москве!» Он показал собравшимся в зале коммунистам письмо старика, которое вернулось из Москвы с пометкой «Решить вопрос на месте». Секретарь обкома выразил недовольство действиями инициативного старика.
А старик как парторг большого завода присутствовал на этом собрании. Ничего этого не знал новый назначенец – первый секретарь обкома. Он попросту не успел вместе со своим окружением изучить вернувшееся из Москвы письмо. К тому же он не знал, что автор письма, хоть и живет на территории вверенной ему области, возглавляет партийную организацию крупного предприятия.
Своим заявлением секретарь обкома наступил на хвост дремавшей собаки. На том совещании старик был одним из выступающих, он должен был говорить от имени коммунистов завода. Когда пришла его очередь, ведущий пригласил старика на трибуну.
В своем выступлении парторг говорил об успехах рабочих нефтеперерабатывающего завода, о достойном вкладе в общее дело коммунистов завода. Закончив выступление, он сложил листок бумаги, собираясь положить его в карман, но с трибуны сходить не торопился. Затем он повернулся в сторону секретаря обкома Дмитрина и обратился непосредственно к нему:
– Товарищ секретарь обкома! Письмо, о котором вы только что упоминали, написано мною. Там нет указания на место моей работы, но в конце письма стоят моя фамилия, имя, домашний адрес и номер телефона.
Я, может, и жалобщик, но не из тех, кто пишет свои жалобы анонимно. И свой партийный билет, как все достойные сыны моего времени, я получил на фронте. А теперь скажите мне, в каком месте письма я написал неправду или исказил факты? Внимательно прочтите его еще раз, вслух прочтите, пусть и другие услышат, о чем там написано, и выскажут свое мнение!
Зал напряженно молчал, всем было интересно, как новый секретарь обкома выйдет из положения.
Дмитрин, оказавшийся под прицелом множества глаз, то ли по своей неопытности, то ли потому, что хотел представить себя поборником правды и справедливым человеком, воспринял робкие голоса, доносящиеся то из одного, то из другого конца зала и требующие зачитать письмо, как желание народа, а потому передал письмо старику, чтобы он зачитал его с трибуны. Ну а тот был спецом по части ораторства. Он громко, с выражением, прочитал письмо, и присутствующим было приятно, что вот есть человек, проявляющий о них заботу, защищающий их интересы. Многие, сами того не замечая, стали аплодировать в знак согласия с выступающим.
Неожиданная поддержка зала вызвала у сидящих в президиуме членов некоторую растерянность. Требование одного человека вылилось в требование масс и порядком напугало руководителей. Если начнут говорить, что в таком-то месте народ выступил против Москвы, кто же их оставит на постах? Да Москва первая уничтожит их как не справившихся со своими обязанностями. Кому захочется оставить тепленькое местечко, обретенное с таким трудом, да еще при помощи влиятельных людей?! Неужели теперь из-за какого-то письма чьи-то головы полетят?!
Вывести зал из ступора сумел прибывший из Ашхабада опытный инструктор Центрального Комитета, который, сидя в президиуме, все это время внимательно наблюдал за залом. Взяв слово, он не спешил заводить речь о письме, вызвавшем такую бурю эмоций. Он вернул внимание собравшихся к вопросам повестки дня, говорил об успехах и достижениях области во многих отраслях, о том, что сидящие в этом зале люди внесли свой достойный вклад в общее дело. Словом, ему удалось полностью завладеть вниманием зала.
Что касается письма, он не стал нападать на его автора, а отнесся к нему как к просьбе, высказанной на этом собрании, и
