Испанский любовный обман - Елена Армас
– В моей книге сопровождать такую красавицу считается великой честью.
Надеюсь, тональный крем, который визажист нанес мне в два слоя, сумел скрыть румянец, густо затопивший щеки.
– Если невеста хотя бы краем уха услышит, что ты говоришь, тебя ждут большие неприятности.
Аарон усмехнулся в ответ, но отнекиваться не стал.
– Она выгонит тебя со свадьбы, – пригрозила я. – Помощи не жди. Ты слишком высокий, чтобы вернуться незамеченным.
И слишком красивый, но этого я говорить не стала.
Аарон снова хохотнул, и по позвоночнику забегали мурашки. Его локоть лежал под пальцами очень удобно – я старалась этого не замечать.
Когда мы почти дошли до открытой террасы со столиками, Аарон вдруг сказал:
– Знаешь, оно того стоило бы.
Я повернула голову, однако увидела только профиль – он смотрел вперед.
– Я бы вытерпел любые унижения ради возможности лицезреть тебя в этом платье и взять тебя под руку.
У меня отвисла челюсть. Если бы не Аарон, споткнулась бы и проехала по полу до ближайшей стены.
– Даже твоя сестра не страшна.
Перед глазами расцвела вспышка, выдергивая меня из ступора.
Проморгавшись от белых пятен, я увидела камеру.
– Maravilloso![99] – раздался до боли знакомый голос. – Какая прекрасная из вас двоих пара.
Я захлопнула рот, потом снова его открыла. Зрение вернулось не полностью, пришлось еще несколько раз моргнуть, прежде чем увидеть ярко-рыжую гриву.
Опять Каро.
– Детки у вас получатся просто прелесть.
Я ругнулась под нос и нацепила улыбку. Аарон на удивление остался равнодушен.
Перед глазами мелькнула непрошеная картинка: как он в больших ладонях держит пухлого синеглазого младенца.
Обойдя кузину стороной, я заставила себя встряхнуться.
– Итак, началось, – пробормотала я.
Тот самый день, которого я боялась.
Но теперь, когда под рукой ощущался локоть Аарона, а сам он смотрел на меня с улыбкой, я вдруг поняла, что все пройдет не так страшно, как думала.
Если бы я знала, что сестра закажет камеру поцелуев, то сказалась бы больной и сбежала в туалет до конца вечера. Причем, как ни иронично, даже не пришлось бы притворяться. К горлу подкатывало всякий раз, когда в ушах звенела мелодия, возвещающая начало отсчета тридцати самых мучительных секунд моей жизни. Все это время камера сканировала толпу, сидящую за круглыми столиками в ресторане с пышным зеленым убранством, и наконец выхватывала парочку, чтобы показать их лица на большом экране в обрамлении цветочной рамки.
Когда камера сворачивала в мою сторону, сердце замирало, а потом принималось стучать как оголтелое.
Одна мысль о том, что мой первый поцелуй с Аароном увидит вся семья, доводила до сердечного приступа.
Словно по заказу, мелодия зазвучала опять, возвещая о начале нового раунда. Умрет ли сегодня Лина от нервного перевозбуждения? Или скорее спятит и прибьет кого-нибудь у всех на глазах?
– Ох, Изабель, какая интересная затея! – крикнула через весь зал мама.
Сестра надулась от гордости.
– Знаю, – довольно улыбнулась она и добавила под безжалостную мелодию: – Мне даже обещали смонтировать фильм со всеми поцелуями и прислать потом на почту.
Поглядывая одним глазом на экран, я заметила, что камера зависла над соседним столиком.
– Пришлось, правда, отдать целое состояние, но оно того стоило.
Камера свернула к нашему столику, выхватив на экране наши с Аароном лица.
Я побелела. Вздрогнула и выронила вилку. Резко нырнула за ней и чуть не опрокинула стакан. Ругаясь под нос, подобрала вилку и вылезла в тот самый момент, когда камера уползла в сторону.
Пронесло. Еще бы чуть-чуть…
Потянувшись за бокалом, я всерьез задумалась, не проще ли сбежать. Да, это будет трусливо. Не в первый раз.
Хотя мне, если честно, надоело бегать.
«Если камера выберет тебя, ты поцелуешь Аарона, – велела я себе. – Прямо в губы. Необязательно как в кино. Просто возьмешь и поцелуешь».
Легче не стало. Только в груди все сжалось, в животе затрепетало.
Глянув на мужчину, которого, видимо, придется целовать, я с удивлением обнаружила, как он стискивает зубы. Пригляделась и поняла, что вижу перед собой Аарона из Нью-Йорка. Тот веселый и игривый мужчина, который был со мной последние дни, пропал. Он пристально смотрел на экран и хотя лицом не выдавал эмоций – по крайней мере, для тех, кто не поднаторел в искусстве его читать, – интуиция подсказывала, что Аарон напряжен не меньше моего.
Камера опять скользнула по нам, на долю секунды показав наши лица. Потом двинулась дальше.
Сердце снова забилось.
Не успела я выдохнуть, как она метнулась обратно – словно исполняла диковинный танец, нарочно дразня меня и доводя до инфаркта. На затылке выступили крохотные капельки пота. Аарон молча и неподвижно сидел рядом, взглядом сверля экран. Так настойчиво, что выдавал собственную тревогу.
– У-у-у, – заулюлюкали в толпе, когда камера, снижая скорость, опять проехалась над нашим столиком.
Глядя на Аарона, я не замечала ничего вокруг, даже когда ожили остальные гости, принявшись хлопать и свистеть под проклятую мелодию. Взгляд застыл на его плотно сжатых губах. В животе ворочались тревога вперемешку с предвкушением – да, предвкушением, густым и сладким. Аарон неподвижно сидел рядом. В окружавшем нас хаосе я заметила, что он качнул ногой. Совсем чуть-чуть, вверх-вниз. Буквально один раз, на долю секунды. Но все равно качнул.
Я вскинула голову, глядя ему в лицо. Аарон нервничает? Из-за поцелуя? Невероятно!
Только не после того, как он раздразнил меня возле шкафа до такой степени, что я чуть сама не набросилась на него с поцелуями.
Не подозревая, что я все вижу, он опять качнул коленом и одновременно дернул скулой.
Господи, он и впрямь взвинчен до предела!
Чтобы Аарон – и нервничал? Причем из-за меня? Потому что, по всей видимости, придется меня целовать?..
Что-то теплое растеклось под ребрами. Не верилось, что мужчина вроде него – спокойный и рассудительный, способный одним едва уловимым касанием раскалить меня добела, нервничает из-за невинного поцелуя. Трепет в груди усилился, заставляя наклониться к Аарону и…
Грянули аплодисменты.
Гости принялись скандировать:
– Que se besen! Que se besen. – «Целуй! Целуй!»
Глаза у меня забегали. Сердце подпрыгнуло к самому горлу. Все смотрели в нашу сторону.
Я справлюсь. Я смогу!
Я покосилась на экран, и от увиденного все внутри перевернулось.
Отец наклонился к матери и чмокнул ее в губы.
Легче не стало. Скорее накрыло разочарованием: горьким и едким. Ведь не я гляжу с экрана в обрамлении дурацких сердечек – в объектив камеры угодили мои родители. Не мы.
