Мятежный - Л. Дж. Шэн
Я вернулась к своей машине и подпрыгивала на месте, пока смотрела по сторонам. Я заметила «Харлей» Бэйна, припаркованный в нескольких рядах от моего автомобиля, и знала, что он наблюдает за мной. Почему-то я не могла на него злиться. Он присматривал за мной, но понимал, что лучше пока ко мне не приближаться.
Я достала из кармана телефон и обнаружила хаотичный поток сообщений.
Пэм: «Даррен пропал. Вернись домой».
Пэм: «У меня правда нет на это времени, Джесси. Нам нужно поговорить, как можно скорее. С трех до четырех я буду на маникюре. Любое другое время подойдет».
Гейл: «Когда я закончу смену, нас с тобой ждет свидание с мороженым и сериалом. Не совершай глупости (как пример, возвращение в дом родителей. Или… к Бэйну), LOL».
Неизвестный номер (вероятно, Джон Бек): «Ты знаешь, где Бэйн? Я везде пытаюсь найти этого придурка».
Неизвестный номер (вероятно, Хейл Рурк): «Привет. Это Хейл. Бэйн не отвечает на звонки, а у нас через полтора часа деловая встреча. Можешь с ним связаться?»
Я не ответила ни одному из них. Вместо этого я открыла новое сообщение.
Джесси:
«Привет, Кейси, это Джесси. Кое-что случилось, и я не смогу навестить Джульетту на этой неделе. Какие у вас планы?»
Она ответила немедленно.
Кейси:
«Я забронировала нам с мамой билеты на четверг. Вероятно, через месяц я вернусь в Тодос-Сантос, чтобы забрать с собой ее медсестру и Имане и обсудить с тобой оставшиеся детали. Спасибо, Джесси. За все».
Мое сердце сильнее забилось в груди, напоминая мне, что я все еще жива.
Я радовалась за миссис Би, она заслужила воссоединение со своей семьей. Хотя часть меня, и довольно большая часть, умирала медленной смертью, пытаясь смириться с мыслью, что ее больше не будет рядом.
Мне некуда пойти. Негде жить. У меня не осталось ни работы, ни друзей. И никаких подсказок – что мне делать со своей жизнью. И это казалось… на удивление правильным. Я чувствовала себя свободной. И я собиралась сосредоточиться на создании чего-то нового. Того, что будет принадлежать только мне.
Первым делом я отправилась в Школу Всех Святых. Была середина школьного дня, поэтому мне пришлось спрашивать разрешения, чтобы сделать несколько снимков на телефон.
– Зачем? – насмешливо уточнил Гейб Причард, даже не потрудившись оторвать взгляд от бумаг, сидя за своим столом. Он казался смехотворно молодым для своей должности, и это его первый год в качестве директора Школы Всех Святых. Высокий, смуглый, красивый и до отвращения надменный, он, по слухам, получил степень бакалавра в нежном девятнадцатилетнем возрасте и стал своего рода индивидуалистом в нынешней системе образования. Когда он задал вопрос, за моей спиной собралась уже толпа из фанаток-школьниц, ожидающих своей очереди, чтобы понести наказание за неприятности, которые они устроили специально.
– Для проекта, – ответила я уклончиво.
– Что за проект? – Он нахмурился, наконец встретившись со мной взглядом. Я закусила нижнюю губу, изображая застенчивость. Когда я закончила учебу, Гейба еще здесь не было. Он не знал, какие ужасные вещи происходили со мной в стенах этой школы.
– Для курса по фотографии, – соврала я.
Он кивнул.
– Никаких лиц, студентов, учителей или персонала. Ничего личного или интимного. Понятно?
Ох, это будет очень личным. Но только для меня.
– Да, сэр.
Я провела остаток дня, сидя на корточках возле скамейки под деревом, где была вырезана надпись «Джесси Картер – ШЛЮХА», и в спортзале, где все еще висело зеркало с трещиной, которая появилась в тот момент, когда подруга Рен, Айвори, попыталась ударить меня, но промахнулась. Я сфотографировала все, что могло послужить доказательством. Большая их часть оставалась незамеченной. Таким же стало и мое существование после «Инцидента». Старшая школа – великолепное место для убийства души. Элите на все наплевать, а простые смертные слишком заняты вопросом выживания.
Я вырыла закопанные трусики, которые Эмери выкрал из моего шкафчика и показывал всем, демонстрируя мокрое пятно от возбуждения после наших поцелуев, еще до того момента, когда все разрушилось.
Издевки. Насмешки. Пытки. Все они остались там же, меж этих стен, во дворе. И в моем сердце.
Когда я выбралась за пределы школы, было уже около шести вечера. Я заехала в ближайшую забегаловку и купила себе обед с тако. Я знала, что деньги скоро закончатся, и подумывала о том, чтобы попросить у миссис Белфорт немного наличных, хотя от этой идеи у меня сразу же скрутило живот. Чтобы доказать свою правоту, я отказалась от чека Бэйна и теперь не могла себе позволить даже батончик «КитКат». Я отправилась в Эльдорадо, поскольку мне требовалось забрать свои вещи, я не могла постоянно разгуливать в странной одежде Гейл. Кроме того, после моего сообщения Даррену я очень сомневалась, что они захотят снабдить меня деньгами.
Я припарковалась перед особняком и зашла внутрь. Тишину нарушали только стрекочущие снаружи сверчки и звук работающего холодильника. Несколько раз я позвала Пэм, не желая быть застигнутой врасплох, и когда никто не ответил, я вздохнула с облегчением. Осторожно поднялась в свою спальню, где набила вещами две сумки. Спустив их к машине, я уже собиралась сесть за руль, но, вспомнив, что кое-что забыла, хлопнула себя по бедру.
«Капитанская дочка». Я хотела забрать книгу с собой. Она принадлежала отцу, и кто знал, что эти двое могли с ней сделать. Это единственная вещь, которая у меня от него осталась.
Все тома классической литературы хранились в кабинете Даррена, потому что Пэм считала, что прислуга может их украсть и продать на аукционе. Очередная глупость, учитывая, что совсем недавно она еще сама была среди наемного персонала. Впрочем, неважно. Я знала, что не было никаких шансов, что Даррен окажется в кабинете. Там у него стоял монитор, на котором в режиме реального времени отображалось все, что охватывали камеры как снаружи, так и внутри дома. Он бы уже давно заметил мое присутствие и попытался объясниться.
Поразмыслив долю секунды, я решила: к черту сомнения. Мой отец важнее Даррена, Пэм и их лжи. Я вернулась в дом и направилась в домашний кабинет Даррена.
Открыв дверь, я почти мгновенно осознала, что проблема многих людей заключается в том, что в любой ситуации они всегда жалеют себя ровно до того момента, пока не приходит осознание, что все может стать намного хуже. Говорят, лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Но я бы предпочла вечно тонуть в приторной лжи после
