Все дороги ведут к тебе - Мариана Запата
– А что случилось?
– На второй день Эйма трижды ужалила оса. Не повезло ему…
Я поморщилась:
– И вы вернулись?
Он усмехнулся:
– Это была наша вторая попытка сходить в поход, оказавшаяся последней.
– Жаль… Надеюсь, у вас двоих есть другие общие дела, доставляющие вам радость.
Он повел широкими плечами, соглашаясь.
– Я здесь ради Эймоса, а не для того, чтобы делать что-то без него.
Я улыбнулась. Он действительно был хорошим отцом. Такой славный человек!
– Можем не смотреть кино, если не хочешь, – сказал он, когда я решила, что пауза затянулась.
– Если ты за, то я тоже.
– Все тут, ангел, – отозвался он.
– Да, хочу фильм. Только дай мне пять минут, я сбегаю за напитком…
– В палатке есть пара бутылок воды и газировка, которую ты любишь, – перебил он.
Думать о том, что у всех есть скрытый мотив, не хотелось. Я ничего подобного не чувствовала. Но чтобы у него была моя любимая газировка? Иначе как колдовством это было не объяснить!
Я легонько ущипнула себя, чтобы проснуться, и когда этого не произошло, поняла, что все происходило на самом деле.
И тогда я решила воспользоваться тем, что этот красивый человек был так добр ко мне по одному ему понятной причине.
– Я хочу переодеться и взять свитер. Носить эти джинсы весь день не очень-то удобно.
Он серьезно кивнул.
Я уже пошла, но тут остановилась. Мне хотелось убедиться…
– А ты… предлагаешь ночевать на открытом воздухе?
– Если ты не против.
Я помедлила, глядя на двухместную палатку. Близость. Интимность.
Палатка стояла между его домом и моим – который, строго говоря, тоже был его, но это частности, – и по моей груди разлилось легкое волнение.
«Он просто мил, – сказала я себе. – Не воспаряй высоко, сердечко», – молила я, удивляясь словам, пришедшим из ниоткуда.
Но они, мгновенно возникнув, тотчас исчезли. Это был плод моего воображения.
– Определимся по ходу дела. Если передумаешь, пойдешь к себе, – поправился он.
Я думала совсем про другое, но кивнула, не желая сознаваться в том, что меня остановило. В конце концов, завтра мы с Кларой собирались пойти в поход, и мне предстояло встать рано. Но если не высплюсь, то оно того стоит.
– Ладно, я мигом!
И я вернулась. Переоделась в свободные фланелевые пижамные штаны, сходила в туалет и пошла назад. Расстегнув молнию на палатке, я увидела Роудса. Он лежал, весь из себя такой длинный и физически совершенный, поверх спального мешка на пенополиуретановом коврике, которые продавались в нашем магазине. Планшет он поставил себе на колени, а под голову, опиравшуюся на руку, положил обычную подушку.
Я, даже не глядя, знала, что он наблюдал за тем, как я открыла молнию до конца, юркнула внутрь, а после застегнула ее.
Не знаю, что за картина рисовалась моему воображению при словах «двухместная палатка», но назвать ее удобной можно было с натяжкой.
Однако мне тут нравилось.
И я знала, что жалеть не буду.
– Я вернулась.
Я – Капитан Очевидность.
Роудс указал на спальник, лежавший на коврике вплотную к нему.
– Я защитил твое спальное место от енота, который пытался пробраться сюда минуту назад.
Я оцепенела:
– Ты серьезно?
Он прикалывался.
Я снова взялась расстегивать молнию на палатке, но он, усмехнувшись, потянул меня назад, очевидно, схватив за пояс штанов, и снова удивил переменой своего настроения. Голос у него был теплый:
– Да брось!
– Ладно, – пробормотала я и, переместившись ползком, легла рядом с ним.
У меня в головах тоже была подушка – не надувная, а из дома. Все это было так мило!
Нет слов, как мило!
И непонятно.
– У нас три варианта на выбор: снятые в девяностых «Сумеречная зона» и «Огонь в небе» или, как я понимаю, документалка об охотниках на снежного человека. Что скажешь?
Я даже не стала думать!
– Если смотреть про снежного человека, то с походами можно завязать. Мы ночуем на открытом воздухе, и если не хочешь, чтобы я ревела полночи, то «Огонь в небе» исключается…
Он засмеялся – басовито, хрипло, маняще.
– Давай «Сумеречную зону»!
– Ты действительно хочешь ее?
– Можем смотреть «Огонь в небе», но если я обсикаюсь, то ко мне без претензий – нюхай сам.
– Ну уж нет!
В его голосе определенно слышались веселые нотки.
– Вот и я о том же.
Он повернул голову и посмотрел на меня.
Теперь, когда я лежала к нему так близко и его рука почти касалась моей груди, что-то во мне успокоилось. Я лежала на боку, подпирая голову рукой и глядя на экран.
Но он включил фильм не сразу – его взгляд упирался в какую-то точку на стенке палатки.
Мне не хотелось спрашивать, на что он смотрит.
И не пришлось, потому что взгляд серых глаз переместился на меня, и улыбка, которая была на губах мгновение назад, исчезла.
– Ты напомнила мне маму, – ровным голосом сказал он.
Маму, которую он не любил? Я поежилась:
– Извини.
Роудс покачал головой:
– Нет, это ты извини. Ты на нее не похожа и ведешь себя иначе, ангел. Просто она была… Она была такой же красивой, как ты. Прямо глаз не отвести, как говорил мой дядя.
Он говорил мягко, точно все еще осмысливая то, о чем думал.
– Оглядываясь назад, я почти не сомневаюсь, что у нее было биполярное расстройство. Окружающие, включая отца, спускали ей многое, потому что она так выглядела. И я наобум решил, что и ты такая же. – У него дернулся кадык. – Извини.
Что-то очень тяжелое шевельнулось у меня в груди, и я кивнула:
– Все нормально. Я понимаю. Ты не очень лютовал.
Его брови поползли вверх.
– Лютовал?
– Я не это хотела сказать. Ты не лютовал. Просто… Я думала, что ты неважно ко мне относишься. Но клянусь, я не настолько плохая. И не люблю задевать чужие чувства. До сих пор вспоминаю о том, как в третьем классе зажилила конфеты на Хэллоуин и не поделилась с Кларой, когда она пришла к нам.
Он тихо фыркнул:
– Психическая болезнь – это испытание. Особенно когда она у кого-нибудь из родителей. Мама боролась с депрессией, когда я рос, и это сильно отражалось на мне. Думаю, не прошло до сих пор. Ей неплохо удавалось это скрывать, но когда на нее накатывало особенно сильно, она впадала в кататоническое состояние. Я думал, что могу ей помочь, но оно так не работает, понимаешь? Эта дрянь застревает в тебе. Я не понимал, что происходило. Я имею в виду с ней. С мамой.
Он покачал головой так, точно заново переживал все, через что прошел, и у меня защемило сердце. Я не могла представить, что делала его мать, чтобы такой человек, как Роудс, стал тем, кем был. Возможно, поэтому у него были такие натянутые отношения с отцом. Мне не хотелось спрашивать. Не хотелось бередить его рану, ведь он был так добр ко мне. Поэтому я просто коснулась его руки.
– Спасибо, что извинился!
Его взгляд переместился туда, где были мои пальцы. Могучая мускулистая шея пришла
