Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк
Уилл падает на меня, приникая губами к моей шее и опаляя мою кожу теплым дыханием. Это наибольшая близость, которая у меня когда-либо была с другим человеком, и мне бы хотелось остаться здесь, вот так, навсегда.
Но через мгновение он отстраняется. Я открываю глаза, готовая умолять его не уходить, но слова замирают на губах, стоит мне увидеть выражение его лица.
Глава 58
Уилл
Это немного похоже на пробуждение ото сна. Думаю, что-то подобное испытывает Оливия, когда просыпается: сперва удивление, а затем тошнотворное озарение: «Какого черта я натворил?» Она по-прежнему лежит передо мной, и еще до того, как отстраниться, я чувствую и укол вины, и растущее желание повторить все это снова.
Лучший секс за всю мою жизнь и самая большая ошибка, которую я когда-либо совершал, произошли одновременно. Вина и изумление переплетаются, лишая меня всякой уверенности в том, что я думаю или чувствую о чем бы то ни было. Это было неправильно. Не имеет значения, какие еще у меня были соображения: я только что переспал со студенткой. Я переспал с той, что искала у меня наставления и защиты – даже если она сама никогда бы в этом не призналась. Она будет спорить, что в этом нет ничего плохого, потому что у нее есть чувства ко мне, но разве она может об этом знать? Учитывая, какой дерьмовой была ее жизнь и насколько необходимо ей было опереться на кого-то в этом семестре, как она может отличить любовь от нужды или любовь от благодарности? Никак. Где-то глубоко внутри я это понимал, но поскольку я хотел ее и обезумел от ревности, то решил это проигнорировать.
Она поднимает на меня взгляд, и ее улыбка исчезает.
– О чем ты думаешь? – В ее голосе слышен ужас, и ее челюсть напрягается. – Ты сожалеешь о том, что случилось.
– Оливия, – вздыхаю я, притягивая ее к своей груди. – Дело не в этом. Это было… потрясающе. Мне просто нужно все это обдумать.
– Обдумать что?
Я зарываюсь лицом в ее волосы. Я не хочу начинать этот разговор. Мне бы так хотелось, чтобы я мог просто обнять ее, отвезти домой и разобраться со всем этим позже, когда я буду один. Но такой возможности у меня нет.
– Обдумать, что будет дальше. Я имею в виду, этого не должно было случиться. Мы оба это знаем. Я воспользовался…
– Нет. – Она резко обрывает меня, отстраняясь. – Ты не воспользовался мной. Неужели, решая, правильно это было или нет, ты будешь основываться на том, как это может выглядеть для людей за пределами этой комнаты?
Вот только речь не о том, что думают «люди за пределами этой комнаты». Так думаю я сам. Я не взвесил свой долг перед ней и университетом и свои желания. Нет, я позволил гневу и своей нужде уничтожить все разумные доводы. Я поддался тому, чего до сих пор так старался избежать, проявляя феноменальную сдержанность. И тем самым я не только подвел самого себя, но и, что еще хуже, возможно, поставил под угрозу ее стипендию.
Я отхожу от нее, планируя натянуть свои штаны и боксеры, которые так и остались у меня на середине бедра, но все же сначала поднимаю с пола ее платье и лифчик. Ее обнаженный вид опять вызывает у меня эрекцию – а это последнее, что мне сейчас нужно.
– Оденься, пожалуйста, – хрипло прошу я. – Я не могу ясно мыслить, когда ты без одежды, и мы должны вернуться на банкет, пока кто-нибудь не заметил нашего отсутствия.
Оливия выхватывает свою одежду у меня из рук.
– Так, значит, ты хочешь, чтобы я вернулась и продолжила свидание с Эваном, как будто ничего не было? – спрашивает она, застегивая лифчик и натягивая платье через голову.
Нет. Проклятье…
– Оливия, сейчас на кону и твоя стипендия, и моя работа. Я просто… Я должен во всем разобраться – причем до того, как это сделает кто-нибудь еще. Поэтому самое главное на данный момент – это чтобы мы оба пережили банкет, словно ничего не произошло.
– А что потом?
Ее гнев и ожесточенность меня ничуть не отталкивают. Наоборот, они вызывают у меня желание прижать ее к столу и овладеть снова. Господи, мне необходимо сделать это снова. Но не здесь – в моей квартире, где у нас будет время. И кровать.
– Пожалуйста, давай просто постараемся пережить следующий час? – Мой голос звучит резче, чем мне бы хотелось. – Где-то там Джессика, а еще мой начальник. Черт, да даже начальник моего начальника. Сейчас самое важное, что мы должны сделать, – это вести себя так, будто ничего не случилось.
Она обувает туфли и направляется к двери с высоко поднятой головой и напряженной спиной. Оливия делает так, как я попросил, но меня бесит, что она уходит рассерженной.
– Оливия, подожди…
– Подождать чего? – вспыхивает она. – Ты только что трахнул меня на столе, а теперь прогоняешь. Что еще ты хотел бы к этому добавить?
Она разворачивается и уходит. К тому моменту, как я одеваюсь и возвращаюсь на банкет, они с Эваном уже успевают уйти, что одновременно упрощает мне жизнь и расстраивает. Когда я опускаюсь за наш столик, ко мне поворачивается мама.
– У тебя все в порядке? – спрашивает она, и по ее тону совершенно ясно, что она и сама понимает, что это не так. Я смотрю на пустой стул Оливии.
– Я так облажался, мам, – тихо отвечаю я. Она проводит ладонью по моей руке.
– Тогда не теряй здесь время и пойди разберись с этим.
Как мне рассказать Питеру о том, что я натворил? И как оплатить последний семестр Брендана без источника дохода?
Я мог бы решить эти проблемы, просто солгав всем, но как я смогу жить с самим собой после этого? Как буду смотреть Оливии в глаза каждый день, зная, что снова пожертвовал ею ради мамы, фермы, работы?
У меня нет ответа. Всю ночь я лежу без сна, попеременно то ужасаясь своим поступкам, то прокручивая в голове произошедшее, желая повторения этого так сильно, что мои бедра вжимаются в матрас.
Лишь перед рассветом я оставляю попытки уснуть и решаю сделать то единственное, что всегда помогало мне прояснить мысли.
Я отправляюсь лазать.
Несмотря на то что я уже
