Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк
– Разве Оливия не прекрасна? – восхищается мама.
Мой взгляд снова перебегает на другой конец зала. Ее зеленое платье мерцает, отражая свет и подчеркивая изгибы.
– Я бы сказал, что ей не хватает одежды, – ворчу я.
– Это платье ей купила я, – говорит она, выгибая бровь. – Оно сидит на ней как влитое.
– Именно так. В этом-то и проблема.
Однако мой взгляд по-прежнему прикован к ней, перемещается от ее бедер к талии, к груди, обратно к ее губам. Я снова представляю себе это: размазанная помада, она, едва переводящая дыхание, лежит подо мной…
А затем чья-то рука накрывает ее подвздошную косточку, хорошо различимую через тонкий шелк, и я на огромной скорости вылетаю из этих мечтаний.
Моя похоть сменяется яростью как по щелчку.
Эван. Она пришла сюда с Эваном.
Какого дьявола она с ним? Она говорила, что он ей неинтересен, что он хотел чего-то более серьезного. Она говорила…
Она говорила, что ей нужен я, а я ей отказал.
Она идет дальше, делает то, что ей необходимо, чтобы это пережить. «Так же, как и я», – проносится у меня в голове, когда я встаю из-за стола, чтобы вернуться к барной стойке.
Когда все наконец занимают свои места, она оказывается за соседним столиком, вместе с Эваном, что дает мне до боли хороший обзор на этих двоих. Судя по всему, он физически не способен держать свои руки при себе, и я бы с удовольствием избавил его от этой проблемы. Всякий раз, как она встает, его глаза устремляются на нее, пожирают ее. Когда она возвращается, он вскакивает, чтобы отодвинуть ей стул, и при этом умудряется облапать своими гребаными руками процентов семьдесят ее тела. И если он еще хоть раз попытается заглянуть в ее декольте, я определенно его прикончу.
Я снова иду к барной стойке и перехожу от пива к виски. Обычно я много не пью, но сегодня особый случай. Либо так, либо я слечу с катушек на глазах у сотен свидетелей.
Нам подают еду, вкуса которой я не различаю. Вручают награды, на которые я не обращаю внимания. Она для меня намного реальнее, чем что-либо еще в этом зале или за его пределами; она – единственное, что я способен замечать.
Никто так не знает ее страхи, как их знаю я. Никто не знает, какая она на самом деле хрупкая и нежная. Все эти люди не знают, что она плачет во сне и прижимается ко мне всем телом так, словно хочет оказаться внутри меня. Но я знаю все это. И несмотря на все наши ссоры, в этом зале нет двух людей, которые были бы созданы друг для друга так, как мы двое. Мой мир целиком построен из искусственных правил, устанавливающих, что я должен другим – отцу, семье, университету. Но почему-то все эти правила исключают из моей жизни то единственное, что для меня по-настоящему важно.
Ее.
Если бы не проклятые ферма и универ, она бы сегодня была здесь со мной.
Я наблюдаю, как она что-то говорит Эвану, и он кивает, обняв ее за талию и притягивая к себе, пока она встает из-за стола. Он целует ее. Это просто легкое касание губ, даже близко непохожее на то, что устроил мой чертов братец, но для меня это последняя капля.
– Хватит, – тихо произношу я, вставая.
Не уверен, что` заставляет меня последовать за ней. Я знаю каждой клеточкой своего тела, что это неправильно. Что у меня нет на нее никаких прав. Но я увидел этот поцелуй, увидел выражение его лица, говорящее о том, что в скором времени он намерен уйти отсюда с ней, – и сразу же оказался на ногах.
Я настигаю ее уже в середине коридора. Услышав мое приближение, она взволнованно оглядывается через плечо, но слишком поздно: я уже рядом. Я хватаю ее за локоть, прежде чем она успевает среагировать, и затаскиваю в ближайшую классную комнату.
Она напрягается и вырывается из моей хватки, как всегда сразу готовая к бою. Выпрямившись, Оливия стоит, сверкая глазами и уперев руки в бока. Кипя от негодования, хотя я еще даже не сказал ни слова.
– Ты не имеешь права…
Вот тогда-то я и обхватываю ладонями ее лицо и завладеваю этими губами, о которых мечтал весь гребаный вечер.
Глава 57
Оливия
Его губы накрывают мои, пресекая мою жалкую попытку возразить. Он захватывает их целиком, с такой уверенностью, как будто всю жизнь готовился именно к этому моменту. Его руки запутываются в моих волосах, его язык находит мой, в то время как сам Уилл всем телом прижимается ко мне. Его поцелуи спускаются вниз по моей шее, и у него вырывается стон, в котором слышны одновременно удовольствие и отчаяние.
– Неделю назад я была тебе не нужна, а сейчас вдруг все изменилось? – Я начинаю отстраняться, но он обнимает меня крепче.
– Я никогда не говорил, что ты мне не нужна. Я просто не хочу, чтобы ты застряла в дерьмовом маленьком городке после выпуска.
Я знаю, что есть вещи, которые я должна помнить, другие причины, по которым должна возражать, однако они от меня ускользают. Сейчас все, что от меня осталось, – это мое тело, готовое, беззащитное и томящееся; боль и удовольствие одновременно. Я слишком долго хотела этого – чувствовать, как его руки касаются моей кожи, как мое тело прижимается к нему, а его губы оставляют дорожку из поцелуев на моей шее.
Все это так правильно.
За всю свою жизнь я ни в чем не была так уверена, как в происходящем прямо сейчас. Я знаю, что ничего и никогда не буду желать так же сильно; что во всем мире для меня не может быть ничего важнее этого.
Его руки перемещаются с моих бедер к груди, а затем он стягивает одну бретельку платья, оставляя медленные, развязные поцелуи на моем плече, на ключице; действуя почти благоговейно. Покусывая, а затем заглаживая языком. Он спускает платье мне на талию и одной рукой расстегивает лифчик, после чего обхватывает ладонями мои груди и приникает к ним ртом, в той же манере: остро и в то же время нежно, вызывая во мне настолько сильное желание, что оно граничит с болью. Я жадно хватаю ртом
