Через год в это же время - Софи Касенс
Минни сорвала обертку; в коробке лежали одни из отцовских часов, с серебряными стрелками и самым противным из всех тиканьем.
– На время, чтобы ты чувствовала себя совсем как дома, – подмигнув, произнес отец.
Канун Нового, 2004 года
Вода в ванне остывала. Тело над водой уже покрылось гусиной кожей, кончики пальцев сморщились и побелели. Она приложила ладони к груди, до сих пор практически плоской, как печенье. Завтра ей исполнялось четырнадцать, наверняка скоро грудь вырастет. Минни хотелось включить горячую воду и еще посидеть в ванне, но мама была в спальне, и если бы она услышала шум воды, то закричала бы на Минни, требуя выйти.
Школьные каникулы словно замедляли жизнь. Время растягивалось; ванну можно было принимать час, еду готовить два часа и целый день гулять в парке. Во время учебы жизнь текла быстрее, резче; нельзя было задержаться ни на секунду. И через пять дней она вернется на эту беговую дорожку и к Ханне Олбрайт. Пять дней.
В прошлом семестре девочки в ее классе придумали некую игру и начинали распевать разные песенки, когда в помещение входила Минни. Они радовались, если кто-то находил новую песенку. «Driving in My Car», «This Car of Mine», «Life Is a Highway»[2]. Просто удивительно, как много существовало песен о машинах и дорогах.
Минни научилась справляться с поддразниваниями и песенками. Пусть себе поют, пусть смеются. Если не обращать внимания, то быстрее отстанут. Ханна Олбрайт всегда заходила дальше других, стараясь во что бы то ни стало спровоцировать Минни. В последнюю неделю прошлого семестра все зашло так далеко, что она завелась. «Завелась»! Она уже и думать стала, как автомобиль. Минни опустила голову под воду…
Часть проблемы состояла в том, что ее подруга Лейси уже не училась в их классе. И заступиться за Минни было некому. Ханна, Полина и еще несколько девочек начали толкать Минни, дергать за волосы. А в какой-то момент кто-то ткнул ее карандашом. Эта новая жестокость испугала Минни. Она не знала, как с этим справиться; такое уже нельзя было просто молча игнорировать.
Она открыла глаза под водой, глядя вверх, на грязноватые бежевые плитки, сквозь мерцающую воду. Потом высунулась на поверхность, наполнила легкие воздухом, подтянула ноги к груди. На бедре до сих пор был виден маленький темный след от ранки, нанесенной карандашом. Как будто девочки в школе просто хотели довести Минни до того, чтобы она наконец огрызнулась.
Неужели ее превратило в мишень просто нелепое имя? В школе они читали «Ромео и Джульетту», и одна цитата застряла в памяти Минни на весь семестр: «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Может, и с другим именем ее жизнь была бы такой же поганой? В школе были и другие дети со странными именами, но они не привлекали к себе такого внимания, как Минни. Исла Уайт из девятого класса слишком красивая, чтобы ее дразнить, а у Зигги Зи Зейна из десятого папа когда-то играл в оркестре, и это давало ему полную свободу. Видимо, в Минни было что-то еще, делавшее ее настолько уязвимой. Может, ее курчавые каштановые волосы или пухлые, как у хомяка, щеки? Минни тайком выбросила шоколадки, которые бабушка Си подарила ей на Рождество. Может, щеки у нее слегка втянутся, если она перестанет есть шоколад?
Этим вечером она совершила нечто радикальное: высветлила волосы и потратила карманные деньги за шесть месяцев на то, чтобы их выпрямить. Может, именно это ей и нужно – новая внешность? Минни боялась показаться матери и потому сидела в ванне уже целый час. Сегодня у нее первый вечер в качестве блондинки – вдруг удача вернется к ней?
Желудок Минни скрутило тугим болезненным узлом. У нее случались такие боли, когда она сильно тревожилась. Во время учебы они мучили ее постоянно. А что, если она изменила внешность, но от этого ничего не изменится? Что, если дело не волосах, и не в щеках, и даже не в ее имени? Что, если есть что-то еще, чего она не в силах переделать?
Но она ведь не могла обменяться жизнью с кем-нибудь вроде Грейс Уитис. Грейс была такой хорошенькой, здорово играла в хоккей и улыбалась, словно какая-нибудь знаменитость. Люди кружили возле нее, как пчелы вокруг цветка. А вокруг Минни никому не хотелось кружить. Наверное, у таких, как Грейс, жизнь легкая; ложась спать вечером, они знают, что никто завтра не принесет им огорчений.
– Минни, ты что, утонула там? – крикнула за дверью мать.
– Нет, сейчас вылезу, – ответила Минни, заставляя себя подняться и дрожа, пока не схватила полотенце.
– Я ухожу, – сообщила ее мать. – Ты пойдешь на вечеринку с друзьями?
– Да, в молодежный клуб… в «Бамберс». Мама Лейси нас отвезет.
Ее мать уходит, прекрасно! До завтра никаких скандалов по поводу ее волос не будет.
– А Элейн привезет тебя потом? – Голос матери звучал утомленно.
– Угу…
Минни стояла перед зеркалом, рассматривая свои новые волосы. Они были такими светлыми и прямыми… Она действительно казалась совершенно другим человеком.
– Минни, ты меня слышишь? Не пей там! Если завтра почувствую запах, ты больше никуда не пойдешь, понятно?
– Да, мам.
Через несколько минут хлопнула входная дверь. Минни подошла к окну, обмотав голову полотенцем, посмотрела вниз и увидела ссутулившуюся фигуру матери. Подняв воротник пальто, та направлялась к станции метро.
У них с мамой сегодня был неплохой день. Уилл и папа на весь день ушли на какую-то гаражную распродажу, и мама готовила всякую всячину для Армии спасения, которую предстояло продавать завтра. Она испекла с десяток пирогов с курятиной и вегетарианских, и Минни ей помогала. Выпечка стала одним из новых дел, которыми они с матерью занимались вместе. Мать терпеливо учила ее месить тесто, потом раскатывать его с правильным количеством муки. Сегодня Минни раскатывала тесто, пока мама тушила начинку.
– Неплохо получилось, хорошо, хотя и немного толстовато, – сказала мать, заглядывая через плечо дочери.
Минни редко слышала от матери похвалы. И тут же просияла от гордости.
Ее мать как-то смягчалась, занимаясь выпечкой, она слишком глубоко уходила в дело и в свои мысли, чтобы делать замечания. Иногда она даже напевала при этом и казалась счастливой. Сегодня, пока они вместе пекли пироги, Минни ни разу даже не вспомнила о Ханне Олбрайт. Выпечка была подобна каникулам для головы, отдыхом от всего дурного.
А теперь, стоя у окна, Минни стала нервничать из-за того, что будет дальше. Ком в