Любовь в холодном климате - Нэнси Митфорд
– Боже! – вскричала Полли. – Как изменились времена. Не будет даже старой супермадам?
– И даже новой инфанты твоей мамы. Седрик был непреклонен.
– Фанни, ты обязана туда пойти – ты ведь пойдешь, не правда ли?
– О, дорогая, я не могу. Когда я беременна, то чувствую такую сонливость после обеда, понимаешь? Я просто не смогу побороть себя. Мы услышим обо всем этом от Седрика.
– А когда этот бал состоится?
– Меньше чем через месяц, шестнадцатого, кажется.
– Именно в этот день я ожидаю своего младенца, как кстати. Тогда, как только все закончится, мы можем встретиться, верно? Ты все устроишь, обещай.
– О, не беспокойся, мы не сможем удержать Седрика. Он страшно тобой интересуется, ты для него загадка.
Малыш вернулся в мой дом, как раз когда мы заканчивали чаепитие. Он выглядел озябшим и очень усталым, но Полли не позволила ему подождать, пока приготовят свежий чай, лишь разрешила проглотить чашку остывшего и утащила его.
– Наверное, ты, как обычно, потерял ключ от машины, – нелюбезно обронила она, когда они двинулись к лестнице.
– Нет-нет, вот он, на кольце для ключей.
– Чудо, – фыркнула Полли. – Ну, до свидания, моя дорогая, я позвоню, и мы еще куда-нибудь сходим.
Когда позже пришел Альфред, я сказала ему:
– Я видела Полли. Только представь себе, она провела здесь весь день, и знаешь, Альфред, она больше ни капельки не влюблена!
– Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме того, кто в кого влюблен? – крайне раздраженным тоном спросил он.
Я знала, что Норма тоже этим не заинтересуется, и с нетерпением ждала встречи с Дэви или Седриком, чтобы обсудить новость с ними.
8
Итак, Полли поселилась в доме своей тети в Силкине. Это всегда был в большей степени дом леди Патриции, чем Малыша, поскольку именно она жила там постоянно, тогда как Малыш порхал между Хэмптоном и Лондоном, выезжая время от времени на континент, и дом отличала чисто женская безвкусица, то есть отсутствие вкуса вкупе с отсутствием комфорта. Там было немногим лучше, чем в доме у Нормы. Сам дом был по-настоящему старинным, а не старым, как на Бэнбери-роуд, и располагался в настоящей сельской местности, а не на оксфордской окраине. Он мог похвастать парой качественных предметов мебели, и там, где у Нормы была кретоновая обивка, у Дугдейлов красовались вышивки Малыша. Но было и много сходства, особенно на втором этаже, где пол был покрыт линолеумом и каждая ванная комната, несмотря на бездетность Дугдейлов, представляла собой детскую ванную с сильным запахом не очень приятного мыла.
Полли даже не пыталась что-то там изменить. Она просто плюхнулась в кровать леди Патриции в спальне леди Патриции, окна которой выходили на могилу леди Патриции. «Возлюбленная супруга Харви Дугдейла, – гласила надпись на могильной плите, которая была установлена несколько недель спустя после того, как бедный Харви Дугдейл обзавелся новой возлюбленной супругой. – Она не состарится, как мы, осиротевшие без нее».
Мне кажется, Полли очень мало интересовали дома. Для нее они делились на Хэмптон и все остальные. И коль скоро она не могла больше жить в Хэмптоне, ей был неинтересен любой другой дом в каком-либо ином месте. Если Полли и интересовало что-либо в жизни – а времени еще предстояло разгадать эту тайну, – это был явно не ее дом. Она не являлась тем, что французы называют femme d’intérieur[83], и ее бытовые установки казались беспорядочными, на грани хаоса. Не интересовал ее больше, увы, и Малыш. В отношении него у нее наступила полная утрата иллюзий, и она вела себя с ним с такой же небрежной холодностью, которая прежде отличала ее отношение к матери. Единственная разница состояла в том, что тогда как она побаивалась леди Монтдор, в данном случае именно Малыш побаивался ее.
Малыш был увлечен свой новой книгой. Она должна была называться «Три герцога», и описываемых в ней джентльменов Малыш считал подлинными символами аристократии XIX века в их странах. Герцогами, о которых шла речь, были Пэддингтон, Супп и Пинчо – все, похоже, мастера анекдота и адюльтера, гурманы, члены парижского Жокей-клуба, азартные игроки и спортсмены. У него была фотография, которую он предназначал для фронтисписа своей книги, запечатлевшая их троих на охоте. Они стояли перед грудой мертвых животных и со своими округлыми животами, бородками, в охотничьих шапках и белых гетрах больше всего походили на три стоящие в ряд копии короля Эдуарда. Полли рассказала мне, что, будучи на Сицилии, Малыш закончил писать о Пинчо, потому что наследник предоставил в его распоряжение необходимые документы, а теперь, с помощью герцогского библиотекаря, был занят Пэддингтоном, каждое утро уезжая в Пэддингтон-парк с записной книжкой в руке. Он намеревался поехать во Францию на поиски Суппа, когда покончит с этим. Никто из потомков ни в малейшей степени не возражал против того, что Малыш «занимается» их предками. Он всегда изображал их очаровательными и наделял восхитительными пороками. Кроме того, это историческое изыскание давало некую гарантию, пробирное клеймо древнего происхождения, поскольку Малыш никогда не взялся бы за того, чей род не уходил бы корнями в донорманнские времена, если речь шла об Англии, а если герой был иностранцем, то за того, кто не мог бы представить на своем родословном древе хотя бы одного византийского императора, римского папу или какого-нибудь предка Людовика XV Бурбона.
День бала в Монтдор-хаус наступил и прошел, но не было никаких признаков появления на свет ребенка Полли. Тетя Сэди часто говорила, что люди бессознательно жульничают с датой рождения будущих детей, дабы время ожидания показалось короче, но если это так, то определенно последняя неделя или две кажутся бесконечными. Полли очень зависела от моего общества и почти каждый день посылала за мной машину, чтобы привезти меня в Силкин на час или два. Погода наконец установилась замечательная, и мы могли ходить на небольшие прогулки и даже сидеть в уединенном уголке сада, укутавшись в пледы.
– Ты ведь тоже любишь, – говорила Полли, – когда вдруг вот так теплеет после зимы и все козы и куры выглядят очень счастливыми.
Она не производила на меня впечатления женщины, увлеченной идеей материнства, хотя однажды и сказала:
– Не забавно ли это, запастись гигиеническим тальком и прочими штуками, иметь под боком скучную старую медсестру – и все это для того, кого еще нет на свете?
– О, я тоже всегда так думаю, – согласилась я. – И тем не менее в тот самый момент, когда ребенок рождается, он становится такой
