Послеполуденная Изабель - Дуглас Кеннеди
Но Ребекка все еще горела идеей мести. Ее адвокат посоветовал ей отступить – абсурдно гоняться за мизерной прибавкой к тому, что уже составляет более чем щедрую сумму урегулирования, и такая несговорчивость может выйти ей боком. В конце концов она одобрила Джессику как преподавателя. Итан продолжал делать успехи. Джессика сказала нам, что, если продолжать интенсивные трехчасовые индивидуальные занятия с Итаном, он полностью освоит язык жестов к шестилетнему возрасту.
Конечно, Джессика информировала каждого из нас по отдельности, поскольку между мной и Ребеккой не было никаких контактов. Все общение только через адвокатов. Когда Горди вбросил идею о том, чтобы занятия Итана с Джессикой проходили шесть дней в неделю, адвокат моей бывшей передал нам:
– Моя клиентка интересуется, не спит ли ваш клиент, ныне свободный мужчина, с учительницей своего сына.
Горди вежливо послал Марка Джадсона к черту. Равно как и велел мне не заглатывать наживку, поскольку моя бывшая явно пытается меня провоцировать. Горди нашел простое решение проблемы: он сообщил другой стороне, что, если Ребекка не согласится на шестидневные занятия с Итаном, полностью оплачиваемые мной, мы передаем в суд требование о том, чтобы обязать ее оплачивать половину расходов на частные уроки для Итана и найти преподавателя такого же уровня квалификации, как Джессика.
Ребекка отступила. Мы заключили сделку. Ребекка все равно осталась недовольна, потому что соглашение, хотя и выгодное для нее, не добивало меня. Деньги есть деньги. Те, кто говорит, что ими движут не деньги, почти всегда лгут. Хотя среди нас есть одержимые извращенной сексуальностью денег, остальная часть рода человеческого просто испытывает разную степень мучений, связанных с природой денег и тем, как деньги (на определенном уровне, неудобном, но абсолютно истинном) ведут нас по жизни и становятся эталоном, формирующим наше мировоззрение. Деньги – это еще и орудие мести для тех, кого дразнили в школе, для парня, непопулярного у девчонок, для обиженной супруги, уязвленной изменой мужа и теперь готовой сеять хаос через финансовую боль. Это о Ребекке. Но в итоге были выработаны окончательные условия; согласована сделка, с которой я мог жить дальше. Жизнь стабилизировалась в ритме непрерывной рабочей пятидневки и двух уикэндов в месяц, полностью посвященных Итану. В те уикэнды, что Итан проводил со своей матерью, я опять-таки работал. Умница Джессика занималась с Итаном оговоренные три часа в день. Я брал уроки языка жестов. Ускорил обучение французскому языку. Я погрузился в то, что мне было необходимо для благополучия Итана, моего будущего во Франции, моей работы. Это давало мне некоторую ментальную передышку среди постоянной остаточной боли.
Вскоре после всех этих событий до меня дошли слухи, что Фиби родила сына весом в семь фунтов и две унции119 и назвала его Генри (кто дает ребенку такое преждевременно состарившееся имя?). Я послал короткую поздравительную записку и получил короткий ответ от Дэвида. Он впервые вышел на связь с тех пор, как они сбежали друг с другом. Дэвид поблагодарил меня за то, что я протянул руку, за трогательное приветствие вступлению Генри в мир и за мое «великодушие во всем. Может, встретимся как-нибудь за стаканчиком-тремя виски?»
Мой ответ – тишина.
В тот день, когда я научился, манипулируя пальцами, говорить Итану: «Я тебя люблю», созрело решение принять предложение о переводе во Францию, с условием, что фирма организует мои перелеты на два уикэнда в месяц, чтобы я мог видеться с сыном. Они согласились. После того как вас сбили с ног, после того как вы, шатаясь, поднялись и дали отпор, после того как наконец прекратили войну, хотя и зная, что впереди еще будут стычки, но большая битва осталась позади, что еще вы можете сделать, кроме как попытаться проголосовать ногами? Двинуться к следующему этапу вашей текущей истории.
Или, в моем случае, подхватить давнюю историю, заброшенную – хотя, когда мне предложили Париж, первое, о чем я подумал:
Только на этот раз без Изабель.
Что на самом деле означало для меня:
Только с Изабель.
***
Я приехал в Париж в начале зимы. У моей фирмы была служебная квартира в Восьмом округе, недалеко от офиса. Скромное жилище с двумя спальнями, безликое, безвкусное, декором очень напоминающее номер в отеле международной гостиничной сети. И в «восьмом» царила деловая атмосфера: офисы, престижные магазины, дорогущие резиденции для глобальной денежной бригады. Ощущение фальшивой роскоши и очевидной мимолетности. Но мне было все равно. Я быстро обжился в квартире, сделал ее своей. Книги. Стереосистема. Джазовые и классические компакт-диски, купленные в причудливых магазинчиках в Пятом и Шестом округах. Несколько киноафиш в рамках на голых бежевых стенах. Приличная кофеварка для эспрессо. Моя пишущая машинка, мои блокноты и ручки на письменном столе. И новообретенная серьезная потребность в сигаретах, чтобы заглушить меланхолию и бесконечную тоску по своему сыну. Работа в нашем парижском офисе, где трудились два младших юриста и административная/секретарская команда из пяти человек, виделась мне довольно простой. Никаких громких дел, подобных тем, что были в Штатах. Кувейтский нефтяник, базирующийся в Париже, борется с экстрадицией в Нью-Йорк по обвинению в налоговом мошенничестве. В остальном клиенты с проблемами проживания в чужой стране. Спорные вопросы по налогообложению компаний. Нарушение авторских прав. Или доверительное управление имуществом, пересекающее международные границы. Или…
Одним словом, рутина. Высококлассная бумажная работа. Ничего захватывающего. Но я не жаловался. Мне платили столько же, сколько на должности партнера в Нью-Йорке, при вдвое меньшей рабочей нагрузке без нервотрепки. Мои коллеги были эффективными, добросовестными, в значительной степени довольными тем, что работают в хорошо отлаженной, но не слишком напряженной среде корпоративного права. Фирма выплачивала мне «надбавку за международный перевод».
Я вернул себе десять фунтов120, потерянные во время недавнего пира потерь. Я не страдал лишним весом. Но и подтянутым тоже не был. Словом, выглядел слегка расплывшимся мужчиной средних лет. Правда, не утратил шевелюры. Недавний хаос в личной жизни не избороздил, как мог бы, мое лицо, хотя и покрытое морщинками вокруг глаз. В течение моей первой недели в городе меня отправили к местному врачу для обязательного обследования, предусмотренного правилами компании. Меня встретил скучающий, хорошо одетый ливанец по имени Хутва. После первичного
