Эгоист - Дарья Белова
Все для тебя, Эльза!
– Ты же реально про свой… болид? – Сафин почти ржет. Его гребаные ямочки привлекают еще большее внимание.
Mamma mia, ну что мы за придурки?
– Ну да.
– М-м. «У меня хороший болид»…
– Заткнись, а!
Глава 47. Майк
Октябрь
Гран-при Катара, Лосаил
Температура воздуха максимальная из возможных. Пот стекает градом по спине, ткань буквально вросла в кожу, что её невозможно отодрать. Система охлаждения не работает. Либо сломана, либо не знаю что, но сидеть в кокпите, вести машину, быть сосредоточенным – за гранью реальности.
Меня тошнит. В прямом смысле этого слова, содержимое желудка подступает к горлу на поворотах. Перед глазами часто темнеет, и, возможно, на миллисекунды я даже теряю управление.
Мышцы шеи онемели от тонны нагрузки. Тело не справляется, несмотря на многочисленные тренировки, которые проходит пилот.
Задница горит. Мне нечем дышать.
Еще никогда я не чувствовал такого обезвоживания, как сейчас. Даже в самых жарких странах, даже при температуре в 50 градусов в своем тесном пространстве. Было тяжело, не спорю. Но в эту самую минуту, первый раз за всю карьеру, у меня укореняется мысль сойти с трассы досрочно. Потому что, мать мою, я умираю.
Это трасса – портал в ад.
А мы боремся. Гоним триста километров в час, входим и выходим из поворотов, пробуем обгонять.
Боги, не иначе.
Инженер: Все в порядке?
Радио включено. Прогоняю огненный воздух пустыни с песком через легкие, паршивый вкус. Еще чувствую машинное масло и бензин.
Хочется пить, а вода вся закончилась еще пару кругов назад.
Инженер: Ты идешь уверенно, приятель. Если продолжишь в том же темпе, то мы сможем взойти на подиум. Осталось немного.
Купер пытается поддержать. Им наверняка тоже невесело. Царит высоковольтное напряжение между каждым членом команды.
Я: Ок.
Все, что могу ответить. Просто чтобы знали, что я… Жив, например.
Один пилот сошел с трассы. Его тут же проводили в кабинет медпомощи. У другого сход через еще три круга. Он изнеможден и тоже находится под присмотром медиков.
Если такое нас будет ждать каждый год, я отказываюсь участвовать в этом Гран-при.
До начала гонки у Фишера возникла проблема с тормозами, он не принимает участия в соревновании.
Черт, я ему сейчас завидую.
Инженер: Сафин в двух секундах от тебя. План А?
Он смеется надо мной?
Жаль, что пилоты не могут переговариваться по радио между собой. Я определенно бы сейчас спросил Тима, каково ему? Сомневаюсь, что он чилит.
Я: План А?
Уточняю. Он значит атаку, если есть на то возможности, как, например, хороший ресурс шин.
Инженер: Мы понимаем всю ситуацию, Майк. Но ты реально можешь попробовать.
Что ж, у Тима чистый воздушный поток – он едет первым, – если, конечно, находясь в пустыне такое возможно. Но что у него с шинами? А с состоянием? Две секунды это и правда не так много, учитывая, что я уменьшал наш разрыв, как только сменил покрышки на питстопе.
Mamma mia, я и правда Бог.
Я: Принято.
Засранцы! Вас бы сюда.
Вполне допускаю, что у меня открылось второе дыхание, потому что видеть стал четче. Появилось вроде дыхания. Пусть тело и чувствует себя еще сплющенной лепешкой. Руль чувствуется как бетонная плита, которая наваливается на грудину, а ты еще и вращать ею должен.
Но… Лучший круг остается за мной. Значит, разрыв сокращается.
Инженер: В этом темпе ты нагонишь Сафина через 5 кругов. Он довольно быстр.
Пять, сука, кругов!
Убираю по две десятых секунды с каждого круга и правда доезжаю до Тима через пять кругов. Он будто не пытался оторваться.
Между нами возникает борьба. Атака. Он закрывает калитку. В следующем повороте занимаю внутреннюю траекторию, Сафин жестко оттесняет.
Козел!
Сердце выпрыгивает из груди. Оно в ошметки. Конечно, такая нагрузка.
Газ. Много газа. Шлем сжимает голову до тупой боли в висках. В ушах бьется пульс, кровь хлещет фонтаном.
Снова атака. Не могу же я бросить все, когда до финиша чуть-чуть. А там уже и медики, медсестрички… Упс, о чем это я? Мы в Катаре. Здесь даже вместо шампанского сладкая газировка!
Трибуны ревут.
Мне чертовски хочется обогнать Сафина. Такой путь проделал. В прямом смысле прошел все круги ада.
А потом… Теряю скорость. Что логично. Столько бесполезных попыток обгона, сожженные шины…
Клетчатый флаг Тимур проезжает первым. Я вторым. Отрыв шесть десятых секунд. Третьим – Алекс Эдер.
Сафин вообще в этом году, как с королевой помирился, жару дает. Гонит и сражается, как одичалый. Безумный подкаблучник.
В комнате отдыха непривычно тихо. По телевизору показывают самые эпичные моменты, а Эдер развалился на полу. Кепка на лице прикрывает глаза. Рядом пустая бутылка из-под воды.
Чтобы Алекс вот так разваливался, когда вокруг камеры? Черт, он точно не в себе.
Я ложусь рядом. От плитки холодит.
– Ты как? – спрашиваю.
– Beschissen (Нем.: хуево).
Я не знаю немецкого, но, думаю, ему не очень хорошо.
– Ты? – Алекс не поворачивает головы.
– Что-то мне подсказывает, что так же.
Сафин заходит к нам через минуту и так же ложится рядом. Что ж, еще одна порция мемов подъедет в сеть.
– Мы выжили? – обезвоживание меняет голос. Так сразу и не поймешь, что он принадлежит Сафину.
Алекс мычит, я подхватываю. Говорить и правда сил нет.
Я не хочу выходить на подиум за наградой – там нужно будет улыбаться, – и идти на вечеринку или что они там нам придумали, учитывая, в какой стране мы находимся.
Поэтому после награждения заваливаюсь в номер. Тимур приходит ко мне через час. Мы все еще выглядим разбитыми, с
