Градус любви - Кэнди Стайнер
– Я тебя понимаю, – прошептала Руби Грейс. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала.
Я сглотнул ком в горле.
– Папа построил дом, чтобы у нас всегда было укромное место. Он никогда не расстраивался, если мы хотели побыть тут. Говорил, что если мы чувствуем злость, то лучше прийти сюда и хорошенько все обдумать, а потом действовать. Но этот дом был не только для агрессивных подростков, – ухмыльнувшись, сказал я. – Мы приходили сюда потусить и повеселиться. Но это наше укромное место. Для всех нас. И я знал, что однажды приведу сюда кого-нибудь и поделюсь этим местом – просто не знал, кого. И когда. – Я подвинулся и посмотрел на Руби Грейс, лежащую на моей руке. – Я хотел дождаться подходящего времени и подходящую женщину.
Она пристально посмотрела на меня и нахмурилась.
– Ноа…
– Я понимаю, что у тебя, наверное, выдалась одна из самых тяжелых недель в жизни, – продолжил я. – Представить не могу, что ты пережила за эти несколько дней с тех пор, когда я обнимал тебя в последний раз. Но я очень рад, что ты пришла ко мне сегодня.
По домику прошлись гулкие раскаты грома, а по крыше застучал легкий дождь, даря музыкальное сопровождение для заявления, которое я готовил всю неделю.
– Ноа, нам нужно поговорить.
– Я знаю, – сказал я, поглаживая большим пальцем ее подбородок. – Знаю. Но можно я скажу первым?
Она нахмурилась, но кивнула, соглашаясь.
У меня немного засосало под ложечкой, но я сел и повернулся к ней лицом.
– Ты не первая девушка в моей жизни, Руби Грейс, но первая, кто оставила в ней след. – Я сглотнул и заглянул ей в глаза. – Я никогда не испытывал такого… чувства. Оно беззаветно. Я не могу перестать думать о тебе, думать о том, какая ты сейчас и какой станешь. Меня поглощают мысли о том, что ты заставляешь меня чувствовать, о твоем смехе, цвете глаз, пылкости сердца, которое ты даришь всем, кто тебе дорог. – Я покачал головой и взял ее за руки. – Я думал, что никогда не смогу сделать тебя своей… по-настоящему. И, если бы пришлось, я бы смирился и стал другом, но, боже, я так рад, что этого не случилось.
В ее глазах появились слезы, и она прикусила нижнюю губу, покачав головой и опустив взгляд на мою грудь.
– Ноа…
– На этой неделе я кое-что сделал, – признался я, и сердце забилось чуточку быстрее. – И знаю, что тебе, наверное, нужно много всего уладить, и время все обдумать есть, но… – Я улыбался так широко, что едва мог говорить. – Я заполнил за тебя заявление в Амери-Корпус.
Она резко перевела на меня взгляд.
– Ты… что?
– Я заполнил только на две позиции, – быстро добавил я. – Решил, что ты идеально на них подойдешь и они тебе понравятся. Обе на западе. Первая – работа в центре, посвященном психическому здоровью и лечению от наркомании, а другая находится в индейской резервации и связана с пожилыми людьми. – С каждым словом руки дрожали сильнее, а возбуждение росло. – Пришлось немного порыться, какими общественными работами ты занималась, и я написал мотивационное пояснение от твоего лица, но… ну… да. Я подал заявление за тебя.
Она с изумлением уставилась на меня, и мое сердце забилось сильнее.
– Понятное дело, ты не обязана ехать, – сказал я, пытаясь понять ее реакцию. Я решил, что она в шоке или, вероятно, считала это невозможным или нереальным. Я нацелился доказать обратное. – И ты можешь заполнить заявку на другие позиции, если эти тебе не интересны. Просто… я хотел вот что сказать: тебе по силам все. Ты можешь поступить в Амери-Корпус, если хочешь. Можешь вернуться в колледж. Ведь даже если родители откажутся платить, Амери-Корпус профинансирует учебу. А я поеду с тобой, – сказал я и тут же побледнел, стоило прозвучать этим словам. – Ну, если пожелаешь. Или я могу остаться тут и ждать, сколько захочешь. Но я просто пытаюсь сказать… мы – команда, Руби Грейс. – Я улыбнулся, поглаживая ее запястья. – Мы вместе, и дело не только во мне и моих мечтах. Речь идет и о твоих.
Дождь пошел сильнее, и в домике был слышен только стук капель по крыше. Руби Грейс открыла рот, закрыла, снова открыла. Она смотрела мне в глаза взглядом, который я не мог понять – что-то среднее между благоговением, любовью, потрясением и болью. Все эти эмоции в равной мере отражались в карих глазах, и мне стало совсем не по себе, но я продолжал поглаживать большими пальцами ее запястья.
– Можешь что-нибудь сказать, пожалуйста? – тихо рассмеявшись, сказал я.
Руби Грейс поджала губы, закрыла глаза и покачала головой, словно слова, что она готовилась произнести, обжигали ей язык, но она молчала, все равно пытаясь их сдержать.
А когда она наконец заговорила, я понял причину.
* * *
Руби Грейс
Когда я попыталась разобраться в своих мыслях, горло горело.
Каждой частичкой сердце уговаривало меня броситься в объятия Ноа, прижаться к нему и разразиться слезами благодарности. Вон он – мужчина, о котором я всегда мечтала, и он проявляет ту любовь, что я всю жизнь желала почувствовать. Любовь, на которую мой жених никогда не будет способен.
И я должна от нее отказаться.
Должна отказаться от него.
От слез защипало веки, когда я наконец-то их открыла. Ноа смотрел на меня, и в его ярко-синих глазах сияла надежда, пока он ждал ответа.
Ты чудесный.
Никто еще так обо мне не заботился.
С тобой я чувствую себя настоящей, и раньше такого не бывало.
Ты – все, чего я желаю.
Я тебя люблю.
– Как ты мог? – спросила я, и Ноа резко побледнел, когда эти слова повисли в воздухе.
– Я… – Он закрыл рот и сглотнул. – Что?
Слезы, что я сдерживала, наконец вырвались на свободу и потекли по щекам. Я пыталась воспроизвести ложь, которую должна была ему выдать.
Неважно, что я испытываю к нему те же чувства, что и он – ко мне.
Неважно, что хочу его, что больше всего на свете мечтаю поцеловать его, обнять и сказать: «Конечно, я хочу поехать, и, конечно, хочу, чтобы ты поехал со мной!». Хотела бы я оставить этот город, возложенные на меня семьей обязательства и покорить этот мир вместе с Ноа.
Но это не кино.
Это моя жизнь.
А в жизни есть не только мои эгоистичные