Оппортунистка - Таррин Фишер
Когда он встал, я отвернулась.
– Прости, Оливия, что причинил тебе боль, – сказал он хрипло.
Сердце сжалось у меня в груди. Почему его голос так мягок? Почему он не кричит на меня? Это ведь я сделала ему больно. Это была я. Я виновата, я согрешила. Это я все разрушила.
– Ты больше никогда меня не увидишь. – Он помедлил, и его следующие слова задели меня так глубоко, что я никогда от них не оправлюсь: – Я полюблю снова, Оливия. А тебе будет больно всегда. То, что ты сделала… Ты ничего не стоишь, потому что сама себя такой считаешь. Ты будешь помнить меня каждый день до конца своей жизни, потому что я был для тебя единственным, а ты решила избавиться от меня.
А затем он ушел.
Глава 20
Настоящее
Ной уже ждет меня у ресторана, когда мое такси останавливается. Я не успеваю даже потянуться к сумочке – он достает купюру из бумажника и вручает ее таксисту, жестом показывая, что сдачу тот может оставить себе.
Это сотня евро.
– Ты выглядишь восхитительно, – говорит он, целуя меня в щеку.
– Спасибо.
Я беру его под руку, и мы вплываем в самый очаровательный ресторан, который я когда-либо видела.
Я в Италии.
– Как тебе Рим? – спрашивает он.
Пока я ехала в такси, я видела и старый город, и новый. Полуразрушенные здания упрямо стояли там, где их строили тысячи лет назад, прямо посреди новой архитектуры. Это казалось настоящим волшебством: я видела то, что было построено целую вечность назад. Словно прошлое восставало из пепла, напоминая о себе. А рядом стояли мотобайки, скутеры и крошечные машины, истерически кружащие на дорогах и сигналящие всем подряд. Почти на каждом балконе весело развевалось сушащееся на веревках белье, тут и там на улице слышалась музыка – беспрерывный саундтрек итальянской жизни.
– Я бы хотела остаться здесь подольше, – признаю я. – Я никогда не видела ничего подобного.
Ной кивает и ждет, пока я сяду, после чего садится сам.
– Когда я впервые здесь оказался, мне показалось, что весь город похож на огромное гетто. У меня ушла пара дней на то, чтобы влюбиться, но с тех самых пор я постоянно скучаю по Риму, пока нахожусь дома в Америке. Я делаю все возможное, чтобы возвращаться сюда как можно чаще.
Я вполне могу представить, как то же случится и со мной. Неудивительно, что Леа хочет зачать ребенка именно здесь. Наверняка она уже приезжала сюда раньше: все богатенькие девицы совершают паломничество в Рим в какой-то момент своих роскошных жизней – ради шопинга, разумеется.
Когда оба наших бокала наполнены вином, а официант уходит, взяв у нас заказ, Ной поворачивается ко мне с обеспокоенным видом.
– Ты видела его? Своего Калеба?
– На расстоянии. – Я смеюсь, потому что «мой Калеб» звучит пока что нелепо. – Я стояла пятью этажами ниже, шпионила за их балконом.
– Ты уже придумала план действий?
Я отрицательно мотаю головой.
– Без понятия, но я должна что-то предпринять. Я что-нибудь придумаю… у меня есть пара часов.
– И ты будешь действовать честно? – дразнит он, слегка наклонив голову, отчего волосы привлекательно падают ему на глаза.
– Да, – смеюсь я.
Приятно наконец иметь повод для веселья.
– Знаешь, Оливия… То, что ты делаешь, – это правильно. Признаешь и свои чувства, и свои недостатки тоже.
– Что правильно – честность?
Я делаю нервный глоток вина. Мне слишком неловко обсуждать свое благородство – или, вернее, отсутствие такового.
– Нет.
Я удивленно поднимаю взгляд.
– Правильно – бороться за то, что любишь. Несмотря на все, что ты сделала, – и я не буду врать, ты поступала довольно некрасиво, но ты делала все это, потому что любишь одного конкретного человека так сильно, что не можешь этому сопротивляться. В этом и состоит честность.
– Ха! Во мне нет ни капли честности, уверяю.
– Ты ошибаешься.
Я скептически наклоняю голову. Никто в здравом уме не назвал бы меня честной, особенно услышав мою историю.
– Я никогда еще не встречал кого-то, кто был бы так же честен по поводу своих проступков и говорил бы с такой же откровенностью о своих чувствах. Ты плохой человек, Оливия?
– Да, – отвечаю я легко.
– Видишь: проблема – в твоем поведении. Ты позволяешь себе действовать импульсивно, вместо того чтобы выбирать путь добродетели.
– «Добродетели», – повторяю я незнакомое слово, сосредоточенно пытаясь понять, что оно значит.
– Забавно, что ваши жизни продолжают пересекаться, – говорит он, внезапно меняя тему. – То есть каковы шансы получить амнезию и затем встретить тебя дважды за двадцать четыре часа?
Я пожимаю плечами.
– И только для того, чтобы оба раза заговорить с тобой и пригласить тебя на кофе? – продолжает он.
– Знаю, – вздыхаю я. – Я оформила подписку на иронию в день знакомства с ним.
– Здесь есть что-то еще, чего ты не видишь.
– Что? Типа судьбы?
Я ненавижу судьбу. Это скучающий невоспитанный ребенок, который не дает людям спокойно жить.
– Я так не думаю.
– Тогда что ты думаешь?
Между его бровями залегла задумчивая складка: эти глаза видят что-то, мне недоступное.
– Я думаю, что когда ты отдаешь кому-то свое сердце в первый раз, ты уже не можешь его вернуть. Вся оставшаяся жизнь – это просто попытка притвориться, что у тебя все еще есть сердце.
– Ла-а-адно…
– Так что просто подумай об этом. – Он непринужденно пожимает плечами. – Он жив, но сломлен.
– Откуда ты знаешь?
Калеб не показался мне сломленным. Он как будто полностью оставил меня в прошлом.
– Потому что примерно за двенадцать часов знакомства с тобой я решил, что никогда тебя не забуду, даже если мы больше никогда не заговорим друг с другом. Ты производишь неизгладимое впечатление. Могу только представить, как этот бедняга себя чувствует после стольких лет в твоей компании.
– Наверное, он чувствует себя так, как будто его сильно ударили по голове, – смеюсь я, но,
