Сделать все возможное - Р. С. Грей
Он смеется, и я понимаю, что сказала что-то не то.
– Нет никакой войны, Дэйзи. Для меня никогда не было.
Он берет меня за локти и отодвигает. Я опускаю руки, и он просто проходит мимо.
– О чем ты говоришь?! – кричу я ему вслед. – А как же гольф, композиция с фруктами? О, и я, кажется, помню еще пару десятилетий вражды до этого.
– Сегодня я кое-что понял, Дэйзи. И мне потребовалось двадцать восемь лет на то, чтобы это понять.
– Да, и что же?! Скажи мне! Давай, ты не можешь просто уйти от меня, от нас!
– Нет никаких нас, Дэйзи! Ты думаешь только о себе! Ты считаешь, что эти двадцать восемь лет между нами была война? Для тебя всегда было только так? Но ради чего нам сражаться? Ради драки?
– Я… я не знаю.
– Ты так ослеплена конкуренцией, которую создала в собственной голове, что не можешь увидеть, что прямо перед тобой, что было там все это гребаное время!
– Тогда скажи мне, Лукас! Я здесь и умоляю тебя поговорить со мной. Ты не можешь вести себя так, как будто ты тоже не сражался со мной, ты не можешь притвориться, что всегда хотел быть со мной. А как насчет других девушек, с которыми ты встречался в колледже?! Как насчет девушки с зимнего бала?
– Ты что, издеваешься надо мной?
Взгляд, которым он смотрит на меня, заставляет быть еще упорнее.
– Как ты думаешь, почему у меня никогда не было серьезных отношений? А? – он продолжает настаивать на своем. – Как ты думаешь, почему я каждый раз рвал все знакомства, когда возвращался в Гамильтон? Это было из-за ТЕБЯ! Потому что я хотел только тебя! Все мои отношения были тщетной попыткой забыть тебя и двигаться дальше.
Его слова – маленькие острые кинжалы, от которых я чувствую себя еще хуже. Но я сражаюсь против них.
– Ой, да ладно тебе. Ты не можешь просто притвориться, что все это время был мистером Хороший парень. Только потому, что ты спас нашу палатку в день основания Гамильтона и на время приютил меня и… неважно. Я закончила. Ты не расслышал эту часть? Глупая война закончилась. Все!
Он не слушает меня. Он поворачивается и хлопает дверью спальни. Некоторое время я стою с другой стороны и кричу на дерево. Я умоляю его поговорить со мной, но, когда он наконец выходит с сумкой в руке, я понимаю, что он больше не заинтересован меня слушать. Он выглядит побежденным больше, чем я когда-либо видела.
– Ты можешь остаться на ночь, но потом я бы хотел, чтобы ты нашла себе новое жилье.
Он даже не смотрит на меня. Как будто говорит: «Квартира, не могла бы ты передать Дэйзи, что я не в настроении спорить и она должна уйти».
– Нет. Останься. Я уйду. Ты не должен покидать собственный дом.
Но Лукас уже стоит у двери, открывает ее и качает головой.
Он уходит, у меня болит горло от криков, и я понимаю, что Лукас ни разу не повысил голос. Вспоминая все, через что мы прошли, я предполагала, что наш конфликт закончится взрывом, а не тишиной. Теперь все кончено, и тишина ошеломляет. Я помахала флагом, а Лукас ушел. Двадцать восемь лет были перечеркнуты за один вечер, и хуже всего, что это даже нельзя классифицировать как бой. Это была односторонняя отчаянная попытка заставить Лукаса понять причину.
Я слишком долго неподвижно стою, потому что в ту секунду, когда понимаю, что могла бы бороться сильнее и заставить его остаться, его машины внизу больше нет. Я понятия не имею, куда он уехал.
Я тщетно пытаюсь дозвониться до него. Сегодня Лукас не собирается отвечать на мои звонки.
И что теперь?
Мои пальцы живут собственной жизнью, поэтому я думаю, что волосы превратились в настоящий беспорядок, но слишком боюсь смотреть в зеркало. Вместо этого я оглядываю комнату для гостей, где у одной из стен стоят коробки. На днях я спросила про них, он сказал, что его мама убиралась в доме и попросила их забрать, там его старые вещи. Мне это показалось немного суровым, но теперь, когда я вижу, сколько там вещей, мне интересно, что там такое, раз он хранил их на протяжении многих лет. Я отталкиваюсь от кровати и заглядываю в первую коробку. Я держу руки за спиной, полагая, что если ничего не трогаю, то это не считается вторжением в частную жизнь. Внутри коробки лежат награды и ленты, очень похожие на те, что украшают стену в моей спальне дома.
Коробка, которая рядом, полна старого снаряжения для бега по пересеченной местности. Старые кроссовки, изношенная униформа и несколько повязок, которые он носил во время бега, и, глядя на это, я понимаю, что действительно ненавижу эти соревнования. Так было всегда. Я занялась спортом только из-за Лукаса. Я улыбаюсь и перехожу к следующей коробке. Это золотая жила – коллекция домашнего видео. Переполненная ностальгией, я сажусь на колени, чтобы прочитать названия на коробках, все еще стараясь ничего не трогать. Каждый из DVD тщательно подписан, на некоторых написано что-то типа: «Пасха 1989» или «Рождество 1997». Крошка Мэделин, вероятно, является звездой на всех этих видео, и я собираюсь посмотреть одно из них, но другая стопка DVD бросается мне в глаза.
«Турнир дебатов Лукаса и Дэйзи – 2006»
«Лукас и Дэйзи – научная выставка 1999»
«Школьная пьеса Лукаса и Дэйзи – 1994»
«Лукас и Дэйзи – выпускной в детском саду»
Их десятки – и на всех написаны наши имена. Я решаю, что если там и мое имя, то это не вторжение в личную жизнь, не так ли? Я выхватываю первый в стопке диск и загружаю в DVD-плеер в гостиной. Изображение нечеткое, отчасти благодаря видео-оператору, миссис Тэтчер. Она так часто меняет фокус, что у меня начинает кружиться голова, и я замечаю нас двоих в кадре. Это одно из наших последних соревнований по бегу в выпускном классе. Мы закончили гонку, и Лукас взял золото среди парней. Он показывает медаль на камеру, а на заднем плане стою я и разговариваю с Мэделин. Миссис Тэтчер и моя мама пытаются заставить нас с Лукасом сфотографироваться, но выражение моего лица говорит за себя – «Это обязательно?». Лукас, очевидно, думает так же.
Его щеки раскраснелись от бега, он качает головой и опускает медаль обратно на грудь.
– Мама, хватит.
Ему восемнадцать, он раздражен поведением наших
