Слишком поздно - Колин Гувер
Я ее никогда не отпущу, не дам меня бросить. Сделаю так, что она каждый день станет признаваться мне в любви.
«Я люблю тебя, Эйса, – будет говорить она. – Ни за что тебя не брошу».
Наши дни
Прежде я никого не убивал. Тип, который попытался взять чужое и получивший за это пулю, стал первым.
Я еще не разобрался, что чувствую.
Стóит, наверное, беспокоиться, ведь убийство влечет за собой последствия. А еще злиться – потому что едва я кончил того типа и притащил Слоун вниз, как остальные гондоны сразу расклеились.
Ссут, наверное, что их я тоже кончу.
Я слегка тревожусь из-за последствий. Обычно, если кого-то пристрелят, то вызывают полицию, и копы наверняка уже мчатся сюда. А все проклятый любопытный сосед.
Речь о настоящих копах, не об этом позорище, которое сидит прямо сейчас передо мной.
Жаль, что все пошло не по плану. Я пристрелил одного типа в целях самозащиты, а остальные забыли к херам про работу и сдристнули? Значит, Джона, Кевина и Далтона больше не стерегут, и один из них точно сейчас придет ломиться в эту дверь. Захочет знать, какого хера я их так подставил.
С выбором у меня не богато, да и вообще, мне кажется, единственный выход – пристрелить Люка, пальнув ему прямо в самодовольную рожу, прихватить Слоун и убраться отсюда, пока не поздно. Потом, как только мы снова где-нибудь обоснуемся, подлечим Слоун у психотерапевта. Терапия точно понадобится после такой-то промывки мозгов.
Времени практически нет, а мне бы очень хотелось послушать историю Люка, как он первый раз трахнул Слоун.
Не то чтобы я завелся от этого. Я ж не какой-нибудь извращенец. Мне просто нужно понять, составить картину: что он наговорил ей такого, раз она повелась. Пришлось ли ему ее убалтывать, как мне? Кричала ли она так же, как, бывает, кричит подо мной? В какой позе он ее трахал? Сверху? Или снизу? А может, пристроился сзади?
Все это мне нужно знать, чтобы потом, когда в будущем стану заниматься со Слоун любовью, не повторять за ним ничего, ни слов, ни действий. Не трахать ее в тех же позах, в каких ее трахал он.
Кто-то колотит в дверь, а Люк так и не сказал ни слова.
– Эйса!
Это Далтон.
На его счет я по-прежнему не уверен. С одной стороны, Далтон мне нравится, он кокаин, а кокаин все любят. С другой стороны, кокаин – из тех наркотиков, которые чаще всего подделывают. Какую только хрень за него не выдают! Толкачи на улицах вообще сбывают полуживым наркошам, сидящим на крэке, толченый аспирин.
Так что Далтон, может, и не кокаин. Скорее всего, он какой-нибудь адвил, растолченный и пересыпанный из пузырька в пакетик.
– Эйса, открой дверь! – орет Далтон.
– Куда все делись? – кричу я в ответ. – Чего так тихо?
– Открой, тогда и перетрем!
Я смеюсь и повторяю вопрос:
– Куда все делись, Далтон? Где Джон и Кевин?
– Смотались. Учуяли подставу и слились.
Ну еще бы. Друзья до гроба, мать их. Козлы.
Я смотрю на Слоун. Она сидит в изголовье кровати, подтянув колени к груди. Таращится на меня.
Люк тоже на меня смотрит. Куда бы я ни пошел, где бы ни встал и что бы ни делал, он не сводит с меня, сука, глаз. С самого первого дня, с самой первой встречи, когда его привел Далтон.
Я наклоняюсь к щели между косяком и дверью.
– А ты почему еще здесь, Далтон? Ждешь, пока подмога приедет?
Проходит какое-то время, прежде чем он отвечает:
– Я тут из-за друга. Отпустишь его – и мы уйдем.
Поверить не могу, что повелся. Несколько месяцев эти ебланы жили со мной в одном доме, а сами замышляли меня уничтожить.
Я будто в свое сраное детство вернулся.
Ну, хоть Слоун меня любит.
Хоть она у меня есть.
Я медленно оборачиваюсь к ней.
– Помнишь, когда я сидел в душе, ты спросила, не прихватить ли чего в продуктовом?
Она едва заметно кивает.
– Я ответил, что хочу десерт, ведь мы празднуем. Ты купила его?
Она снова кивает.
– Как ты любишь, – шепчет. – Кокосовый торт.
Видали? Она, бля, любит меня.
– Далтон, – зову я. Впрочем, он, наверное, и так в оба уха слушает.
Лучше бы мне отойти в сторону, а то этот пидор прямо за дверью. Еще шмальнет в меня через нее.
Встаю у стены.
– Сделай одолжение, а! Принеси нам кокосовый торт.
Далтон снова тянет с ответом.
– Торт хочешь? – говорит он в замешательстве. – Тебе, блядь, тортика захотелось?
Почему это звучит так глупо?
– Да, хочу торта! Тащи сюда этот сраный торт с кокосом, козел!
Слышу удаляющиеся шаги Далтона. Люк смотрит на меня как на сбрендившего.
– Проблемы?
Он мотает головой и начинает говорить наконец-то.
– Есть лекарства, которые тебе помогут, Эйса.
Лекарства?
– Ты че несешь?
Люк оборачивается и глядит на Слоун, потом на меня. Я прямо с ума схожу, когда он на нее смотрит. Так и хочется вырвать ему зенки и проглотить их, как желтые таблетки матери.
– За последние пять минут ты уже раз пятнадцать проверил, заперта ли дверь, – говорит Люк. – Это ненормальное поведение, но его можно контролировать. Так же как можно было контролировать состояние твоего отца…
– Еще поговори мне про моего папашу, Люк, – перебиваю этого мудака. – Только попробуй.
На него пушку навели, а он никак не заткнется.
– Ты знал, что твоему отцу было всего двадцать семь, когда у него выявили параноидальную шизофрению? Я прочел это в его деле. Он совсем не принимал лекарства, Эйса, ни разу. А то, что происходит у тебя в голове, можно прекратить. Все это можно прекратить. Ты не обязан становиться таким же, как отец.
Я широким шагом подхожу к Люку и приставляю ствол к его сраной башке.
– Я не похож на него! Не похож!
На спуск нажать не успеваю, потому что в дверь стучит Далтон.
– Как отдать тебе торт? – кричит он.
Вот бля, хороший вопрос.
Я уже направляюсь к двери в предвкушении торта, но все портит звук сирен. Они воют пока еще далеко, улицах в четырех-пяти от моего дома.
Время есть. Будь в комнате окно, я бы грохнул Люка, прихватил Слоун и выскочил наружу, к машине. Только меня и видели.
Но сейчас на пути стоит Далтон, мать его так.
Он за дверью, принес мне торт, а значит, встал… где-то… вот здесь.
Я вскидываю оружие и спускаю курок, и в тот же миг меня по спине
