Порочный красный - Таррин Фишер
Калеб облизнул губы.
– Мы обратились в агентство по недвижимости, чтобы они подыскали нам дом, и ждем их предложений.
– Надеюсь, ты не собираешься удерживать Леа дома. Мне нужно, чтобы она вернулась в офис.
Калеб напрягся. Я могла читать язык его тела ясно. Мне хотелось услышать, что он скажет в ответ на попытку великого и ужасного Смита прогнуть его.
– Я не собираюсь нигде удерживать ее, – сказал он. – Если не считать моей постели. Она может приходить и уходить, как ей угодно.
Я чуть не подавилась своей слюной. Мне хотелось посмеяться над выражением на лице моего отца. Он любил скабрезные шутки, но реплика Калеба лишила его такой возможности. Скорее всего, Калеб это предвидел – ведь он был блестящим манипулятором.
Мой отец прочистил горло и слегка улыбнулся.
Калеб повернулся ко мне.
– Ты планируешь вернуться на работу, Леа?
Мой папочка не привык к такому. Мне хотелось скосить глаза на него, чтобы посмотреть, как он проглотит то, что кто-то просит его не-дочь высказать свое мнение.
– Не знаю, – ответила я. – Я могла бы об этом подумать…
Почему он хочет, чтобы я вернулась? У него же есть целая орда сотрудников, чтобы играть в его корпоративную игру. Может быть, так он пытается… сделать что? Быть мне отцом? Или боссом? Я была удивлена тем, что он вообще предложил мне вернуться на работу, ведь, по его мнению, после того как женщина выходила замуж, ей положено сидеть дома.
Мой отец сменил тактику; отвернувшись от Калеба и повернувшись ко мне, он переключил все свое внимание на мою особу.
Что ж, это было мило.
– Ну, что ты скажешь, Леа? Ты была таким ценным сотрудником. Ты нужна нам, чтобы завершить этот проект.
Как бы мне ни хотелось сказать «нет», я не могла этого сделать. Быть может, дело было в выпитом мною алкоголе, быть может, виной тому было мое навязчивое стремление угодить единственному мужчине, которому я была не мила, но я не могла отказаться, когда он просил меня вернуться. Мне было необходимо доказать ему, что его суждение обо мне неверно. Что я не отродье никчемной шлюхи, а ценное приобретение для его семьи.
Я кивнула, чувствуя себя слабой из-за того, что прогнулась. Он хотел для чего-то использовать меня, хотя я пока не могла понять, для чего именно. Моя чертова душа болела. Калеб наблюдал за мной. Я улыбнулась ему, и по моим глазам он наверняка увидел, что мне не по себе. Он мог читать меня, как открытую книгу, но, к счастью, был таким благородным и классным, что не говорил об этом.
По дороге домой он спросил меня, действительно ли я хочу вернуться на работу.
– Ты же сказала, что с тебя хватит.
Я нервозно смотрела в свое окно, считая огни встречных машин.
– Я знаю.
– Тогда почему же ты собралась вернуться? Ты ничего ему не должна, Леа.
– Просто дай мне сделать это, не подвергая меня психоанализу.
Он скосил на меня глаза.
– Что ж, ладно. Но пообещай мне одну вещь.
Я посмотрела на него. Вообще-то Калеб никогда не просил меня что-то ему пообещать.
– Если он опять выкинет такую же штуку, как на нашей свадьбе, уходи от него и не оглядывайся.
– Хорошо, – согласилась я.
И посмотрела на свои колени, где стоял подарок Маттии, завернутый в жемчужно-белую бумагу с узором из колокольчиков. Поддев ногтем клейкую ленту, я раздвинула обертку и увидела набор из сахарницы и молочника. Они были дешевыми, стеклянными, с ручками из серебристого металла – но это был подарок Маттии, и я была от него в восторге.
Маттия была единственным человеком в моем доме, который обнимал меня. Я рассчитывала на ее объятия.
Я собиралась уменьшить звук радио, когда Калеб, наоборот, увеличил громкость.
Играла песня группы «Коулдплэй», и он слушал ее так, будто они шептали ему некие истины. Я никогда не понимала его увлечения этой группой. Они вечно преувеличивали грандиозные идеи с помощью фортепианных импровизаций. Я барабанила пальцами по подлокотнику, ожидая, когда песня подойдет к концу. Как будто человеку под силу исцелить душу другого человека. Если бы это было так, Калебу не нравилась бы депрессивная музыка; он бы слушал всякую веселую хрень под стать нашим отношениям.
Когда я познакомилась с ним, он тонул в своих чувствах к женщине, которая разбила ему сердце. Я потратила кучу времени, пытаясь излечить его, но в результате получила только что-то вроде довольства, которое то появлялось, то исчезало. Мы могли несколько недель быть счастливыми и довольными друг другом, а затем направление ветра внезапно менялось, и Калеб превращался в того мрачного хандрящего человека, которого я повстречала на вечеринке на яхте.
Сейчас… в эту минуту… в этот день – он был счастлив. Я смотрела на его лицо, и он подпевал песне, сплетя свои пальцы с моими. Он сказал, что я могу ему доверять.
Глава 25
Настоящее
Я еду домой после моей встречи с Оливией и то рыдаю, то ругаюсь. Я прикидываю шансы на то, что я потеряю своего мужа, и передо мной все плывет. Мои мысли смешиваются со словами Оливии, пока я едва не врезаюсь в мусоровоз. Войдя в парадную дверь, я сразу же выхожу во двор, туда, где на одеяле сидит Сэм и лежит Эстелла. Я поднимаю ее и прижимаю к груди. Она извивается и ревет, протестуя. Сэм берет ее у меня, и она перестает плакать. Я беру ее у Сэма.
– Возьми выходной, – говорю я, вглядываясь в ее сморщившееся личико. – Ей пора научиться симпатизировать мне.
Сэм поднимает брови. Мне хочется сказать ему, что мне не нравится выражение его лица, но тут он поворачивается и идет прочь.
Сквозь застекленные двери я вижу, как он берет с барной стойки ключи от своей машины и выходит, не оглядываясь. Я перевожу взгляд на Эстеллу.
– Возможно, мы можем попробовать еще раз. Если мы с тобой сможем найти способ понравиться друг другу, может быть, твой папа останется.
Она машет кулачками и моргает, глядя на меня. Она действительно довольно мила.
Я сажусь на одеяло, вытягиваю ноги и кладу ее на свои бедра. Следующие тридцать минут я разговариваю с ней о жизни, пока она не начинает кричать на меня. Затем мы заходим в дом, чтобы поужинать. Уложив ее спать, я надеваю свое самое сексуальное белье и жду. Сорок минут спустя я слышу, как
