Когда поют деревья - Бу Уокер
Аннализа хотела огрызнуться, но ее остановил страх потерять работу.
– Да, мистер Миллер.
Спускаясь на эскалаторе и выходя на улицу через вращающиеся двери, она остро ощущала собственное бессилие.
Почти год минул с тех пор, как Аннализа показывала Джеки Бартон свое портфолио. И вот она снова сидит перед Шэрон Максвелл, охваченная волнением – словно ключ ко всей вселенной лежит в кармане у этой художницы.
Шэрон попросила Аннализу прийти немного пораньше, чтобы было время пролистать ее портфолио. Они сидели в студии Шэрон в дальней части склада, где и встретились впервые, перед длинным деревянным столом, где были разложены лучшие работы Аннализы. На стенах и многочисленных мольбертах висели картины, над которыми сейчас работала Шэрон – о ее работе красноречиво свидетельствовали разноцветные брызги краски на бетонном полу. Кистей, красок и холстов в этой комнате легко хватило бы на небольшую армию художников. Аннализа могла лишь мечтать о подобной мастерской.
В портфолио сохранилась пара рисунков, которые уже видела Джеки – например, картина с Аннализой у гроба матери. Но в основном сюда вошли работы, написанные за последний учебный год.
Аромат благовоний и игравшая фоном музыка Grateful Dead создавали в мастерской очень непринужденное настроение. Благодаря Шэрон Аннализа впервые так близко соприкоснулась с культурой хиппи и была очарована, словно ребенок – бабочкой на цветочной лужайке. Шэрон была одета столь же броско, как и на выставке – яркий наряд, объемные серьги, пальцы, унизанные кольцами. Всего минуту назад, когда Шэрон встречала гостью, ее серебристые глаза были полны очарования – но сейчас она внушала Аннализе тот самый трепет, который сопровождал все самые сложные испытания в ее жизни.
Аннализа разглядывала картины вместе с Шэрон: все они изображали проблемы современных людей. Девушка знала, что ее мастерство выросло, потому что никогда еще не работала так много, как в этот год, но сейчас ее мнение ничего не значило. Только критика Шэрон играла роль и ценилась на вес золота. Чем больше Аннализа узнавала и читала о Шэрон Максвелл, тем сильнее восхищалась талантом художницы и тем больше убеждалась, что выбрала правильного учителя.
Когда хрипловатый мужской голос затянул Turn On Your Love Light, Шэрон наконец отступила назад и вынесла свой вердикт:
– У тебя потрясающий талант.
Ее слова окрылили Аннализу, словно благословение свыше. Конечно, девушка уже наслушалась достаточно комплиментов от других людей, чтобы не сомневаться в своих способностях, но мнению Шэрон можно было доверять. Теперь она в большом городе, и Шэрон – перед ней, во плоти. Если художница разрешит Аннализе вывесить пару-тройку работ на следующей апрельской выставке, то ее ученица будет на седьмом небе от счастья.
Затаив дыхание, девушка ждала. Шэрон разгуливала перед вереницей из десятка работ, иногда трогая кромку бумаги и словно впитывая рисунки взглядом.
– Однако кое-чего не хватает, – продолжила она.
Ну вот, пожалуйста. Аннализа уже знала, что сейчас услышит: ты талантлива, но пока недостаточно. Ты еще не нашла себя. Хотя долгие поиски работы уже приучили девушку к отказам, у нее упало сердце.
– Ну-ну, не падай духом, – словно прочитав мысли Аннализы, подбодрила ее Шэрон. – Ты очень способная, но в этих работах я тебя не чувствую. Я не вижу связи между тобой и твоими картинами.
Вот тебе и апрельская выставка! Почему все так сложно? Почему все всегда идет наперекосяк? Когда же наконец появится хоть какой-нибудь просвет? Ведь чтобы прийти к своей цели, она вкалывала словно проклятая. Сколько бумаги она извела с тех пор, как ей исполнилось два года! Сотни, тысячи листов!
Нет связи с картинами? Да она целый год искала эту связь, погружаясь в чувства людей, живущих в нынешнее безумное время. Аннализа обвела взглядом свои работы: солдат в джунглях, прохожий с митинга, размахивающий антивоенным плакатом, Никсон, которому обривают голову, обнаженная женщина, любующаяся своим отражением в зеркале. Если связи нет до сих пор, то где ее взять? И вообще, как Шэрон это определяет? Может, она ясновидящая?
Художница указала на рисунок, где Аннализа стояла возле гроба матери, положив на него руку.
– А вот здесь связь есть. Это ведь ты, верно?
Аннализа вспомнила, что Джеки тоже выбрала этот рисунок и сказала примерно то же самое.
– Откуда вы знаете? – спросила Аннализа.
Шэрон резко ткнула пальцем в стол рядом с рисунком, и ее браслеты мелодично зазвенели.
– Потому что рисунок невероятно живой. Я ощущаю, что чувствует девочка на картине. – Шэрон вытерла глаза. – Видишь: я плачу, и все благодаря твоей кисти. Ту самую девочку тебе и нужно искать в своих рисунках.
– Но ведь это я сама, что тут искать? – расстроенно ответила Аннализа.
Шэрон повернулась к ней лицом.
– Скажи-ка мне вот что. Как по-твоему, почему Софи Лорен так органично смотрится на экране?
– Не знаю, – пожала плечами Аннализа.
– Потому что она вживается в роль. А тебе только этого и нужно. Превратись в того, кого ты рисуешь. Пойми как следует, каково быть в его шкуре. Взгляни хотя бы на этого парня с митинга. Ты хоть на минуту задумывалась, чем он живет? Ну да, он ненавидит войну, но это просто. А что его ждет дома после митинга? Кого он любит? Может, вообще никого?
– Так серьезно я не задумывалась.
– Тебе всего восемнадцать, Аннализа. Не кори себя. – Шэрон помолчала. – Давай-ка кое-что сделаем.
Она раскинула руки в стороны и глубоко вдохнула. Grateful Dead ушли в джазовую импровизацию, и Шэрон двигалась ей в унисон.
– Повторяй за мной.
Аннализа посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
– Что случилось? – Шэрон опустила руки и положила их на пояс.
– Я глупо себя чувствую.
– Ну и что? – Художница окинула взглядом огромное помещение склада. – Здесь пока никого нет. Чего ты боишься? А ну-ка давай.
Шэрон закрыла глаза и снова раскинула руки, словно ей все было нипочем.
– Зажги огонь своей любви, – пропела она слова певца, разносящиеся по мастерской.
Покраснев словно рак, Аннализа повторила ее движения. Как ее угораздило в это ввязаться?
– А теперь дыши, – велела Шэрон. – Прими все в себя. Прими атомы, из которых мы все состоим. Стань единым целым со мной и с этой музыкой, с душами всех людей, которые ведут свой борьбу. Не открывай глаза, просто расслабься. Пусть горит огонь твоей любви.
Аннализа чувствовала себя идиоткой. Она послушно дышала, закрыв глаза, но когда Шэрон дотронулась до ее локтей, чтобы поднять руки повыше, для Аннализы это оказалось чересчур. От неожиданности она задохнулась, отдернула руки и застыла. Музыка превратилась в шум, еще сильнее выбивая ее из колеи. Аннализе стало очень стыдно. Она взглянула на Шэрон – учительница улыбалась как ни в чем не бывало.
– Иди сюда, – шепотом позвала
