Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes
Смелый мужчина. Рядом с ним тоже хочется быть смелой. Или уже?..
— На повестке для остался только один вопрос, — тон теряет доброжелательность, а взгляд становится острым и испытующим.
— Габил… — не строю из себя дурочку, переходя к делу. — У меня с ним ничего не было и нет. У него натура такая, очень любвеобильная. Порой люди неправильно истолковывают его внимание. Но я работаю с ним больше десяти лет, Мир, и он никогда не позволял себе ничего лишнего… на физическом уровне уж точно, а словесные излияния я и сама не воспринимаю. Отбиваю, привычно расставляя границы.
— Он их переходит, Адель, — строгость его голоса проносится по мне будто порывом ветра. — Вчера не уставал демонстрировать права на тебя. Каждым действием. Жестом. Мне это не понравилось. Не понравилось настолько, что я несколько раз порывался сломать ему как минимум обе руки, которыми он тебя трогал. Сдерживало одно — ты сама пришла с ним. Пусть я не видел ответных сигналов с твоей стороны, но ты сама пришла с ним.
Волоски на коже дыбом. Радует, что ему хватило житейской мудрости не доводить до скандала. Учитывая темперамент Ольховского, это прямо подвиг… Но наряду со здравой мыслью я внезапно чувствую новый приступ неуместного девчачьего восторга оттого, что меня порывались защитить при надобности и… ревновали. Позорище, мать вашу. Так стыдно, но никак не могу урезонить эту сладкую внутреннюю дрожь. Боже, я ведь была уверена, что Мирон всего лишь не захотел показывать наше знакомство!.. А там гордость, мужское эго. Потому что не с ним, а с другим.
— Это было по работе, я иногда езжу с ним на подобные сборища.
Короткий отрывистый кивок, но в глазах остается мигать неуступчивость.
— Что бы ты ни думала, я не подошел к тебе не потому, что мне было интересно в компании других женщин, а потому что отдавал себе отчет — если приближусь, стычки не миновать. Вряд ли это прибавило бы мне очков в твоих глазах. Не хотел пугать. Ты и так практически не контактировала. Но впредь… не даю гарантий, что получится так же цивилизованно закрыть тему. Ты же понимаешь, что у меня обязательно состоится разговор с ним?
Я теряюсь от обещания, в котором сквозит угроза.
Мне не по себе.
Если сейчас скажу, что намереваюсь уволиться, Ольховский меня горячо поддержит, и я окончательно запутаюсь. Четкого решения нет, я маюсь, переживаю, поскольку люблю свою работу и коллектив, ставший мне второй семьей. Уволиться — значит признать, что меня тоже беспокоит навязчивость шефа. И потерять место, которому посвятила треть жизни.
Отворачиваюсь и сдерживаю себя, чтобы не взболтнуть лишнего о том, насколько сама в шоке от поведения Габила. Не хочу проблем никому. А они будут, если упомянуть о его откровениях в машине.
— Ночью ты говорил, что спешил, чтобы не дать мне натворить глупостей. Ты думал, я с ним… — обрываюсь, потому что это чудовищное предположение своей адски обидной нелепостью стискивает горло.
— Блядь, — ругается в сердцах Мирон и замолкает на целую минуту, которую я гневно соплю, выдернув свою ладонь из его хватки и созерцая беспокойную реку.
Не извиняется, не оправдывается. Дышит шумно, не может подобрать слов.
А я сглатываю и обхватываю себя руками. Понятия не имею, чем навела на мысль, что для меня нормально прыгать из койки в койку.
— Блядь… Медная… Эй-эй, только не накручивай себя, я не то имел в виду. Да блядь!..
Мир резко встает и размашисто подходит к речушке. Ему хватает трех крупных шагов. Останавливается. Рвано проводит ладонью по бритому затылку. Качает головой.
Обескураженно наблюдаю за нервно дергающимися плечами.
Что может вывести на подобные неконтролируемые эмоции взрослого сдержанного мужчину?.. Уж точно не вина передо мной за свои оскорбительные догадки. Иначе бы просто извинился и успокоился.
Ольховский так же резко разворачивается и приближается. Садится на корточки в полуметре от меня и несколько длинных-длинных ударов сердца просто смотрит.
Мурашки от этого взгляда. Словно костер давно погас, но угольки-то ещё опасно потрескивают.
— Дежавю, — срывается с его губ короткий плевок в прошлое. — Для меня это было дежавю. Не справился.
Нахлынувшая, было, злость отступает. Почему-то уверена, что удостоюсь полноценного объяснения, уже предполагая, о чем речь. Но Мирон ограничивается двумя предложениями, не собираясь углубляться и уже тем более утолять моё любопытство:
— Был прецедент, который закончился подобным сценарием, когда дорогая мне женщина неправильно поняла ситуацию и моментально кинулась мстить. Я дико не хотел повторения и с тобой.
Дрожу. Пропускаю через себя, перевариваю.
Моя личная жизнь была скупа на такие страсти. Сложно представить, каково человеку, которому изменили.
Мы безбожно отличаемся во всём. В опыте — особенно.
Почему-то перед глазами всплывает картинка изумительного стыка Атлантики и Арктических вод. Разница в плотности, уровне соли препятствует их смешению. Они просто встречаются и образуют галоклин[1].
Мирон и Аделина. Даже имена — как противоположные полюса.
Прихожу к выводу, что оба вступаем в некий эксперимент. Благо, добровольно.
И уже знаю, что это будет главный эксперимент моей жизни.
Как бы он ни завершился.
[1] Галоклин – это переходной слой, барьер между пресной и солёной водой.
31. Самая горячая зима моей жизни
Как и женщине, мужчине тоже подобает быть многоликим, чтобы их грани стыковались.
Впервые в свои тридцать три я встречаю Новый год вне семьи. Натянутые отношения с невесткой и братом не способствуют желанию посетить отчий дом в праздничную ночь. А бонусом причитания мамы — так себе мотивация. Я передаю подарки заранее, для проформы внимаю возмущениям родительницы и с чистой совестью ухожу.
Приятным сюрпризом становится решение Мирона провести каникулы со мной. На мой вопрос о его детях, он насмешливо отвечает:
— Не волнуйся, я не настолько плохой отец и не намеренно променял их на одну очень интересную Медную особу по соседству. Платон с матерью улетел в Европу до Рождества, а Никита с друзьями укатил в Мурманск. Полярную ночь посмотреть.
Никита — это старший сын. Как-то Мир вскользь упомянул, что ему двадцать шесть и он боец силовых структур. Даже не
