Разрушенный - Лорен Ашер
— Если они ушедшие, то почему они разноцветные?
— Потому что в моей культуре смерть не должна быть мрачной и серой. Это должно быть время праздника. Хотя, думаю, это легче сказать, чем сделать, потому что чертовски трудно праздновать то, что причиняет боль. — Елена встряхивает снежный шар. Разноцветные блестки рассыпаются по черепам. Ее глаза становятся мутными, когда она ставит его обратно на полку.
— А этот играет музыку?
— Нет. — Она переходит к другому. — Этот я купила после того, как Элиас устроил меня на работу в Ф1. Это был один из лучших дней в моей жизни. Я была так взволнована, что в итоге купила первый попавшийся снежный шар, который не был предназначен для команды Элиаса. — Ее улыбка достигает глаз.
— Я не буду обращать внимания на то, что ты купила снежный шар Бандини, потому что это очень круто.
Я рассматриваю красную машину Бандини, стоящую в центре фальшивой трассы Формулы-1, окруженную падающими блестками.
Елена смеется, поднимая его и встряхивая.
— Ну, я думаю, ты оценишь эту часть. — Ее маленькие пальчики поворачивают металлическую ручку на нижней части глобуса, и звучит песня из Формулы-1. Это легкая мелодия по сравнению с обычной драматической, которую крутят по телевизору спортивные каналы.
Елена осталась верна своему факту: каждый снежный шар служит своей уникальной цели. Снежные шары бывают разных размеров и тематик. У нее даже есть один, который она купила после окончания университета, с поддельным дипломом и маленькой фотографией Елены внутри. Ее лучезарная улыбка показывает ее гордость.
— Я никогда не заканчивал университет. Черт, я даже не учился. — Я провожу большим пальцем по стеклянной сфере.
— В этом нет ничего плохого. Ты гонял где, в Формуле-3?
— Ф2, но кто проверяет. — Я одариваю ее наглой ухмылкой.
— Вот почему я верю, что ты сможешь снова выиграть чемпионат. У тебя есть природный талант к гонкам; тебе нужно только выбраться из своего ментального тумана, чтобы сделать это.
— Твой оптимизм мил.
— Сегодня ты сделал это. Ты не принял таблетку. Вместо этого ты здесь, со мной. — Елена ставит снежный шар обратно на полку.
Она показывает мне несколько других. Ее страсть и счастье, связанные с ее величайшими моментами, передаются мне. Находясь рядом с ней, я наполняюсь теплом, эквивалентным солнечному свету.
Благодарность за ее уязвимость делает меня глупым.
— Спасибо, что поделилась этой частью себя.
Ее взгляд блуждает, не останавливаясь ни на чем конкретном.
— Я думала, ты выберешь какое-нибудь место для своей деятельности. Например, я не знаю, сделать что-то мужское. Я удивлена, что ты попросил посмотреть эту коллекцию. Она крошечная.
— Я не смог устоять перед соблазном узнать больше о твоем секрете.
— Почему?
Мои руки дрожат от желания быть честным с ней.
— Потому что, несмотря на то, что я ежедневно говорю себе, что тебе не нужен рядом кто-то такой хреновый, как я, я не могу устоять перед желанием получить от тебя больше, чем следовало бы. — Что-то толкает меня прижаться к ее щеке. То же самое, что хочет притянуть ее ближе и прижаться губами к ее губам.
Она смотрит на меня широко раскрытыми пленительными глазами.
— Что ты делаешь?
— Я не знаю. — Я наклоняюсь ближе, глубоко вдыхая аромат ее шампуня. Мне нравится, как темнеют ее глаза, изучая мое лицо, а затем задерживаются на моих губах.
Она закрывает глаза, когда мой большой палец касается ее щеки.
— Что случилось с запретом прикасаться? Это правило.
Прикосновение к ней вызывает во мне прилив собственничества.
— Будь со мной нарушителем правил. — Я сокращаю расстояние между нами, одной рукой обхватываю ее шею, притягивая к себе. Она задыхается, когда наши губы соприкасаются.
Я держу их мягкими и невинными, не зная, как она отреагирует. Вместо того чтобы оттолкнуть меня, ее пальцы хватают ткань моей рубашки, притягивая меня ближе.
Наш поцелуй совсем не похож на тот, к которым я привык — такой сладкий и мягкий. Я хочу извиниться за то, что забыл наш первый поцелуй, потому что был пьяным засранцем. Извиниться за то, что заставил ее пройти через дерьмо, пытаясь удержать ее на расстоянии. Это шок для моей системы, когда ее язык проводит по шву моего рта, прежде чем она прикусывает мою нижнюю губу. Мое тело реагирует как никогда раньше, по позвоночнику ползут мурашки. Рычащий звук пробирается в мое горло. Я отстраняюсь.
— Так вот как это будет? Я пытаюсь быть милым.
Ее глаза смотрят на меня с редкой легкостью, которой я никогда раньше не видел.
— Кто бы мог подумать, что парень, известный столькими непристойными поступками, будет стараться быть милым?
— Ты возишься с кем-то, кто не воспринимает твои насмешки легкомысленно.
— Если они будут такими же легкими, как твои поцелуи, думаю, я выживу. — Она прижимает ладонь к груди и улыбается мне.
Я затыкаю ее карающим поцелуем. Мой язык бьется о ее язык, не давая ей расслабиться, желая завладеть ею. Показать ей нашу связь и заставить ее представить мой язык в других местах. Лизать, дразнить, дразнить. Елена тает в моем теле, отдаваясь мне.
Ощущение ее прикосновения ко мне опьяняет. Она отдает так же хорошо, как принимает. Моя кожа нагревается от осознания того, что она проводит ладонями по моим напряженным рукам. Должно быть, я выпил в клубе столько алкоголя, что не помню, как целовал ее. Я бы снова и снова корил себя за такое глупое решение, потому что это дерьмо незабываемо.
Поцелуй с ней на вкус как самый сладкий вид разрушения. Она оживляет мое тело своим прикосновением, толчок энергии проносится по моему телу. Мой член пульсирует в джинсах, когда она проводит языком по моей нижней губе. Я прижимаюсь бедрами к ее бедрам, показывая ей, как сильно я ее хочу. От желания у меня помутилось в голове.
Она отрывается от поцелуя, прежде чем отстраниться. Ее пальцы проводят по припухшим губам, привлекая мое внимание к причиненному мной ущербу.
— Я не думаю, что это должно повториться.
— Почему? — я делаю шаг к ней.
Она снова делает шаг назад.
— Мы работаем вместе. Нет необходимости усложнять ситуацию.
— Поверь мне, когда я говорю, что поцелуй с тобой — наименее сложная вещь в моей жизни сейчас.
В ее глазах вспыхивает что-то, что я распознаю как жалость.
— Ты не в лучшем положении.
— Я устала так жить.
А я устал от того, что каждый день увязаю в своей тревоге.
— Я думаю, это отличный первый шаг, но это не значит, что мы должны повторить то, что
