Самая холодная зима - Бриттани Ш. Черри

Я давно понял, что женщины не могут вылечить депрессию. Но, чёрт возьми, со Старлет стало немного легче дышать.

Мне потребовались все силы, чтобы не захлебнуться эмоциями, пока мы сидели на льду несколько часов.

Мы не поймали ни одной рыбы, но я уловил целую кучу чувств к девушке, которая вошла в мою жизнь в тот момент, когда я больше всего нуждался в ком-то.

Если бы у меня была возможность, я бы пробыл с ней на льду ещё миллион часов. Я бы задавал ей всё больше и больше вопросов о её жизни, мечтах и целях. Я бы смеялся над тем, как она пытается распутать удочку, и улыбался бы ей, когда она даже не смотрит в мою сторону. Я бы провёл пальцами по её щекам и поцеловал бы её ямочки. Я бы рассказал ей, как она меня до смерти напугала, потому что заставила меня чувствовать. Эта девушка заставила меня, холодную душу зимы, снова чувствовать.

«Ты бы полюбила её, мама».

«Ты бы полюбила её даже больше, чем меня».

Когда эта мысль пришла мне в голову, лёгкий ветерок ударил мне в лицо. Мама как будто отвечала мне: «Я никогда не полюблю кого-то сильнее».

Она постоянно говорила мне это, когда я был ребёнком. Вечером она укладывала меня спать, наклонялась и прижимала наши лбы друг к другу. Она говорила: «Я люблю тебя, мой Майло Антонио. Я никогда не полюблю кого-то сильнее».

– Ты часто так делаешь, – сказала Старлет, сидя у лунки во льду.

– Хм?

– Ты говоришь сам с собой.

Я не знал, что она это заметила. Нахмурившись, я покачал головой:

– Я не говорю сам с собой. Я говорю с мамой. Я до сих пор с ней разговариваю.

– Хорошо, – сказала Старлет, слегка поправляя удочку. – Это хорошо.

«Это хорошо».

Какая странная реакция на то, что кто-то всё ещё разговаривает со своей мёртвой матерью.

– Стар?

– Да?

– Ты действительно странная.

Она засмеялась, и мне захотелось утонуть в этом звуке.

– Я действительно чертовски странная.

– Хорошо, – сказал я, подталкивая её. – Это хорошо.

Я посмотрел на неё ближе и прищурился. Она дрожала.

– Ты что, уже отморозила себе задницу?

– О боже, да. Я почти уверена, что не чувствую левую ягодицу уже где-то минут тридцать.

– Боже, Стар, ты должна была сказать. Пойдём.

– Нет, нет, всё в порядке, я в порядке, – сказала она сквозь стиснутые стучащие зубы.

– Просто прекрасно.

Я ухмыльнулся тому, как она изо всех сил старалась справиться, но знал, что пора уходить. Я собрал вещи, и мы направились обратно к машине. Загрузив всё, я подошёл к Старлет и обнял её. Я держал её в объятьях дольше обычного, потому что уже очень давно не обнимался по-настоящему. Так крепко я обнимал мать, когда прощался с ней в последний раз. Прошло больше года. Больше года с тех пор, как я испытал настоящее, подлинное утешение от человека. Я не знал, насколько сильно я скучал по такому общению, пока оно не произошло со мной.

Тепло Старлет проникло в меня. Я вдохнул запах её волос. Моя хватка была достаточно крепкой, чтобы иметь значение, но недостаточно сильной, чтобы ограничить свободу.

Мне казалось, что её доброта перешла в мою душу, и я в равной мере отдал Старлет свои лучшие качества. Я не знал, что они у меня всё ещё есть. Я не знал, что в моём характере ещё есть хорошие стороны, которыми я могу поделиться.

– Спасибо за сегодня, – сказал я ей. – Мне это было нужно.

– Думаю, мне тоже нужны были эти выходные, – согласилась она. – Я нуждалась в тебе.

Я прижался к ней лбом и закрыл глаза:

– Если загробная жизнь существует, как ты думаешь, наши мамы подруги?

– Да, – быстро ответила она. – И я думаю, они послали нас друг к другу.

Я поцеловал её и почувствовал, что не смогу сделать это свободно, когда мы вернёмся в город, в реальность.

– Можно поделиться с тобой секретом?

– Да, – тихо сказала она, её тёплое дыхание таяло на моей коже.

– Я уже скучаю по тебе, хотя ты всё ещё здесь.

Она прижалась всем телом и положила голову мне на грудь:

– Можно поделиться с тобой секретом?

– Да.

– Я скучала по тебе ещё до того, как узнала, что ты существуешь.

* * *

Я вёл машину первые несколько часов до наступления темноты, а Старлет закончила поездку, въехав на дорожку у дома вскоре после одиннадцати вечера. Единственным источником света был фонарь на крыльце, который горел всегда. Мама выключала его каждую ночь, но после её смерти ни папа, ни я не взяли на себя эту ответственность.

Старлет заглушила двигатель, и мы несколько минут молча сидели в машине.

Никто из нас не говорил о том, как будет выглядеть наше возвращение в город. Мы не обсуждали, что разрешено, а что запрещено в нашей вновь обретённой тайной дружбе, но знали: то, что мы делали последние два дня, теперь недопустимо.

– Что теперь? – спросила она, поворачиваясь ко мне.

Её карие глаза казались такими грустными, и я ненавидел это. Я не хотел, чтобы она смотрела на меня так. Глаза некоторых людей созданы для печали. Но не глаза Старлет. Они были созданы для улыбок, смеха и радости.

– Я не знаю, – признался я. – Но я знаю, что как только выйду из этой машины, всё должно измениться. А я этого не хочу.

Она положила ладонь на консоль между нами, а я положил свою руку поверх.

– Может быть, мы просто будем вести себя нормально. Как друзья, – предложила она.

– Обычно я не ем своих друзей на десерт, – пошутил я.

– Майло, – отругала она, становясь застенчивой. – Я серьёзно. Мы не можем делать то, что мы делали. Это слишком рискованно.

– Ага. Я знаю. – Я поднёс её ладонь ко рту и поцеловал. – Тогда скажи мне, что делать, Учительница.

Её губы на секунду задрожали, а глаза сверкнули эмоциями, но она не заплакала.

– Ты пойдёшь в школу и притворишься, что меня не существует. Я сделаю то же самое. Потом мы встретимся в библиотеке, и ты, как и раньше, будешь отпускать саркастические комментарии, и мы будем теми, кем были до того, как стали… теми, кто мы есть.

– Когда мы снова станем теми, кто мы есть?

У неё перехватило дыхание.

Она не ответила.