Оппортунистка - Таррин Фишер

– Скажи это, – говорит Калеб.

Я скрежещу зубами. Он встряхивает меня.

– Скажи!

Откуда он знает, что это правда?

– Я люблю тебя! – кричу я ему в лицо.

Он выглядит так, как будто его ударили. Теперь я чертовски зла.

Я тянусь к его поясу и резко расстегиваю пуговицу у него на джинсах. Он этого не ожидал.

Он застывает – все его тело напряжено. Я целую его, стараясь расплавить сопротивление. Это работает. Он обрушивается на меня, как потоп. Отстранившись от моих губ, он снимает с себя рубашку и возвращается так быстро, что мне едва хватает времени отдышаться.

Я осторожно его касаюсь. Мышцы напряжены под кончиками моих пальцев. Он так прекрасен – широкие плечи, узкая талия. Я неуверенно убираю руки. Калеб хватает меня за запястья, не позволяя разорвать касание. Он – эксперт, а я – новичок, и это очевидно нам обоим. Он задает темп, полностью контролируя ситуацию. Стянув с меня футболку, он целует мои плечи, расстегивает лифчик. Я переступаю через свои штаны. Он отходит на шаг.

Затем смотрит на меня. Это настоящая пытка. Дикий и маскулинный момент – и я позволяю ему насладиться этим, потому что не позволяла прежде. Я чувствую себя выставленной напоказ. Я никогда никому не разрешала увидеть меня обнаженной.

Налюбовавшись, он притягивает меня к себе.

– Боже, Оливия, – говорит он мне в шею.

Я вся вспыхиваю. Я не знаю, что значат эти слова. Отстранившись, я смотрю на его лицо. Его взгляд изменился: больше там нет ни спокойствия, ни веселья. Я вижу лишь потребность и похоть. Я так этого боюсь.

Одним плавным движением он укладывает меня на прохладную траву. Воздух пахнет апельсиновыми цветами. Я прижимаюсь к нему в ожидании.

Он аккуратно входит в меня. Мы смотрим друг другу в глаза: мои распахиваются все шире с каждым сантиметром: я не знала, что это будет вот так. Мне хочется застонать. Я хочу впиться ногтями в его спину и обхватить ногами, но я слишком гордая для этого. Он завороженно наблюдает за моим лицом.

Он следит за моей реакцией, но она внутри, там, где он не видит… там, где я ее старательно прячу.

Он движется назад, затем снова вперед. Посасывает мою нижнюю губу. Смеется мне в рот. Я отклоняю голову, чтобы посмотреть на него.

– Значит, ты из того типа девушек.

Я не знаю, о чем он. Не уверена, что меня вообще волнует – мне слишком хорошо.

Схватив меня за запястья, он прижимает их к земле у меня над головой.

– Расслабь ноги.

Впервые в жизни я делаю то, что велено. Внезапно ощущения становятся еще лучше. Я сжимаю губы и отворачиваю от него лицо, чтобы спрятаться. Он касается зубами моего уха – мурашки бегут у меня по телу.

– Смотри на меня, – голос его звучит хрипло.

Я смотрю. Он движется резче. Дыхание у меня сбивается. Еще резче… и я дышу, как будто пробежала марафон.

– В тебе так хорошо.

Это меня добивает. Что-то вроде стона теряется в его ключицах, когда я прижимаю лицо к его груди. Его внезапно осеняет.

– Значит, вот так я заставлю тебя стонать?

После этого он говорит по-настоящему грязные вещи мне на ухо. Он нашел мою слабость. Я издаю звуки, о которых буду жалеть до конца своей жизни.

Я чувствую, что скоро кончу, но не хочу, чтобы это заканчивалось. Он полностью контролирует мои разум и тело. Мне не нравится это ощущение. Когда он наклоняет голову к моему плечу, я пользуюсь возможностью, чтобы перевернуть нас обоих и оказаться сверху. Он позволяет мне управлять нашими движениями еще несколько минут, прежде чем схватить меня за бедра. В эту игру могут играть двое. Я наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо:

– Сильнее, Калеб… и не смей вытаскивать…

Он закрывает глаза, впиваясь пальцами в мои бедра. Я праздную маленькую победу, пока он не переворачивает меня обратно на спину.

– Я и не планировал.

Мой оргазм ставит точку в его предложении. Я не издаю ни звука.

Мы не говорим по пути домой. Калеб помогает мне убрать беспорядок в квартире. Мы заполняем десять больших мусорных пакетов тем, что было раньше моей жизнью, собирая осколки разбитых тарелок и стаканов в один пакет, а обрывки одежды – в другой.

Мы работаем в тишине, пока на фоне тихо играет радио. Я постоянно прерываюсь, чтобы подумать о том, что произошло в апельсиновой роще.

Поднимая фотографию Томаса Барби в сломанной рамке, я чувствую соленые слезы на губах. Это просто фото, но оно было моим, и я его любила. Однако я не успеваю его выбросить – Калеб спасает фото у меня из рук и откладывает в сторону.

– Это еще можно исправить, – говорит он, проводя пальцем вдоль моей щеки.

Когда я нахожу осколки антикварной фарфоровой фигурки, принадлежавшей моей бабушке, я запираюсь в ванной, чтобы поплакать. Калеб, чувствуя важность раскрашенной вручную пастушки, оставляет меня в покое и тайно избавляется от всех осколков, кроме лица фигурки, которое чудесным образом осталось нетронутым. Я нахожу его позже, завернутое в салфетку и уложенное в коробку с другими едва-едва уцелевшими вещами, которые, как он думает, я захочу оставить.

Когда все, что было моим, разложено в десять мусорных мешков у входной двери, Калеб обнимает меня и уходит. Я прислоняюсь к окну, глядя на парковку, и смотрю, как он идет к машине. Мне ужасно одиноко. Мои легкие как будто перестают работать. Я надавливаю ладонями себе на виски, сжимая голову. Я не могу так. Я не могу больше лгать. Он слишком хорош. Он не заслуживает моей гнилой натуры, он заслуживает услышать правду от меня, а не от Леа.

Я бегу к двери и открываю ее настежь.

– Калеб, подожди!

Он уже у машины, но останавливается и оборачивается.

Я бегу к нему, даже не заботясь о том, что на мне из всей одежды – только старая футболка, и обнимаю его с разбега.

– Прости, что я такой ужасный человек, – говорю я, прижимаясь лицом к его груди. – Прости меня.

– О чем ты? – Он приподнимает мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть на него. – Ты хороший человек.

– Нет, нет. Это не так. – Я яростно мотаю головой. – Я ужасно испорченная.

Он улыбается, гладя меня по