Вернись ради меня - Коринн Майклс
Я киваю:
– Они сразу понравились друг другу.
Сидни расправляет плечи.
Я знаю, о чем она думает, учитывая ее замечание о глазах.
– Коннор хороший человек, – говорит Сидни.
– Это так.
– Он через многое прошел. Они все прошли… Вы с Коннором были знакомы раньше?
Похоже, скрывать что-то бессмысленно.
– Мы с ним переспали восемь лет назад, – выпаливаю я. – И да, я знаю, что у Хэдли его глаза… и его улыбка.
Сидни выдыхает:
– Я не хотела лезть не в свое дело, но это… невозможно было не заметить. По крайней мере, мне. Я ведь… Ну я влюбилась в такие же глаза его старшего брата еще девочкой.
Сидни так легко это поняла, что я не могу не задаться вопросом, замечал ли это когда-нибудь отец Коннора. Обычно он смотрел на Хэдли в некоем замешательстве, но никогда ничего не говорил, не делал никаких намеков. Мог ли он знать? Может, поэтому он всегда был так мил с нами? Я списывала все на его одиночество, но что, если он тоже все понял?
– Может, присядем? – предлагаю я. – Это долгая история.
Мы с Сидни поднимаемся на веранду, и я вижу, как ей неловко.
– Этот дом, в нем столько моих воспоминаний. Я не была здесь с того вечера, как Деклан уехал, – она издает легкий смешок. – Думала, если буду обходить это место стороной достаточно долго, то не будет так больно, но…
– Дома хранят правду, которая никогда не умирает.
Она поднимает на меня взгляд:
– Вероятно, но любовь, черт ее побери, умирает точно.
И в чем она не права?
Мы садимся, и я рассказываю ей, как познакомилась с Коннором и что случилось потом.
– Вот это да, – говорит она, как только я заканчиваю свою историю.
– Ага.
– А он знает о твоих подозрениях?
– Да, – отвечаю я немного нерешительно.
На самом деле Коннор не поднимает эту тему. Я все жду, когда он решит сделать тест на отцовство, но ничего не происходит. Думала, он захочет сделать это сразу, но…
Может, Коннор и вовсе не хочет ничего больше узнавать? Хотя, зная его, вряд ли. Он яростно защищает свою семью. Коннор ясно дал это понять, когда рассказывал о братьях и матери. Кроме того, он говорил, что и Хэдли ему небезразлична. Так что это должно относиться и к ней.
– Вот это, конечно, открытие.
– Это что-то изменит в бракоразводном процессе?
Сидни мотает головой:
– Не-а. Если уж на то пошло, это облегчит твою жизнь, так как нам не придется бороться за алименты или график посещений ребенка. Вы уже сделали тест?
– Нет, мы вроде как… не совсем… Я жду, когда он… попросит. Не хочу на него давить. Ему нужно много всего переварить, тем более что та ночь не должна была вылиться во что-то такое. Я даже не знала его имени до недавнего времени.
Сидни смеется и смотрит на меня с недоверием.
– Ты шутишь.
– Не-а.
– Я даже не знаю, испытывать мне трепет или шок. Похоже на те истории, когда люди сходятся спустя пятьдесят лет, но эта даже удивительнее.
Может ли у нас еще что-то получиться? Коннор ведь спас меня не только от гнева Кевина. Воспоминания о той нашей ночи спасали меня на протяжении всех этих лет. Если бы я не знала, что бывает по-другому, то давно бы сдалась.
– Что ж, это все.
Сидни откидывается назад.
– Это так безумно и так в духе Коннора, – протягивает она.
– Что в духе Коннора?
Его низкий голос заставляет меня подпрыгнуть.
– О, привет. Мы как раз говорили о тебе.
Они с Хэдли обмениваются взглядами и поднимаются к нам на веранду.
– Я уж понял. Рад видеть тебя, Сид. Чем могу помочь?
Она встает и кладет руки на пояс.
– Можешь для начала сказать, как сильно по мне скучал.
– Я бы с радостью, Гусенок, но, кажется, моя подружка Хэдли зовет меня теперь Утенком. Не знаешь, кто ей подсказал?
Сидни широко улыбается и почти сразу заливается смехом:
– Боже, тот вечер был незабываемым!
Как только она немного успокаивается, то поворачивается ко мне:
– Видишь ли, братья Эрроуд – сущее зло, по крайней мере по отношению друг к другу. Никаких запретов и тормозов. Если они знают твою слабость, они этим воспользуются. Коннор боялся пруда у меня на ферме. Возможно, потому, что Деклан, Джейкоб и Шон как-то сказали ему, что, если сунуть туда ноги, пальцы отвалятся. Но, конечно же, только если твое имя начинается с буквы «К».
– Не верь ей, – призывает Коннор. – Она только кажется невинной овечкой. Сид была сестрой, которой я бы никогда не хотел.
– Да ну, я всегда хорошо к тебе относилась! – защищается она.
– Да черта с два!
– Так или иначе, – закатывает глаза Сидни, – мы сказали Коннору, что хотим поиграть в «Дак-дак-гуз»[19], но с одним условием: нужно будет вести себя как утка.
Я вижу, к чему все идет. Коннор испепеляет ее взглядом, но под всей этой грубостью виднеется нечто похожее на братскую любовь.
– В воде, – вставляет он.
– Да, в моем пруду, – добавляет Сидни. – Когда братья бросили его туда и заставили быть уткой… О-о-о, ты бы это видела. Он был в диком ужасе, что у него в самом деле отвалятся пальцы, но при этом продолжал крякать. Это было бесподобно!
Сидни вновь смеется и хватается за живот. И я не могу не присоединиться к ней, потому что выражение лица Коннора сейчас тоже бесподобно. Как будто он все еще не отпустил ту ситуацию и бесится, что Сидни рассказала о ней мне.
– Он поймал кого-нибудь из вас? – спрашиваю я.
– Не-а, он убежал, крякая.
Коннор подходит ближе ко мне, но обращается к Сидни:
– Ага, вы, должно быть, были так горды тем, что мучаете шестилетку. Сейчас-то тебе смешно, но тогда, когда появилась моя мама, вы, кретины, сразу перестали смеяться.
Сидни снова закатывает глаза:
– Из-за тебя мы все были наказаны на месяц.
– Вполне заслуженно.
– Я тебя умоляю! Там воды-то было на два фута[20]. Ведешь себя как большой ребенок.
Коннор поворачивается ко мне:
– Теперь ты понимаешь, почему я уехал из этого города? Он полон вот таких ужасно подлых людей, которые вообще не испытывают угрызений совести.
Я пожимаю плечами:
– Думаю, ты уже это пережил.
Он качает головой и переводит взгляд на Сидни:
– А собственно, что ты здесь забыла? Тебя никто не приглашал.
– Ну… – Сидни подходит и кладет руку мне на плечо. – Мы с Элли теперь тоже лучшие друзья, Утенок. Тебе нужно принять это
