Дьявол носит чёрный - Л. Дж. Шэн
Как бы то ни было, и молодой Грант, и старый доктор, к которому первоначально ходил папа, оказались на одной волне. Рак слишком запущен, неизлечим. Тем не менее я чувствовал себя менее беспомощным, когда отца лечил мой лучший друг.
– Ты же знаешь, что я не вправе это обсуждать. – Грант засунул кулак в штаны цвета хаки, свободной рукой перенаправляя ребенка на самокате, чтобы тот не столкнулся с деревом. Мать мальчика поблагодарила его, мчась по улице за сыном.
Богемная, красочная улочка Мэд страдала от величайшей проблемы нашей нации, врага Нью-Йорка номер один: туристов, которые останавливаются и делают снимок прямо посреди гребаной дороги. Повсюду сновали люди. Делали селфи на фоне старинной кондитерской, стояли в очереди в бар, просматривали подержанные книги на прилавках возле независимого книжного магазина. Тонкости жизни не затронули эту улицу. Она была яркой, живой и переливалась красками.
Меня возмущало, что мальчишка с впалыми щеками, с нейлоновым рюкзаком и толстовкой с надписью «Антисоциальный социальный клуб», пожилой выгульщик собак в фартуке и даже четыре чертовых пса, которых он держал на поводке, переживут моего отца. Человека, который основал Black & Co. Того, кто предоставил тысячи рабочих мест и отвечал за треть текстильного бизнеса в Нью-Йорке. Кто внес свой вклад в экономику США, регулярно посещал мои турниры по гребле и помог Джулу превратить его летний особняк в Нантакете в экологически чистого монстра, который, по сути, жил без электричества, а также присутствовал на школьных театральных представлениях Кэти, и, черт побери, жизнь так несправедлива.
– Чейз? – Грант внимательно посмотрел мне в глаза. Он шел на свидание. Мы решили заранее по-быстрому выпить пива. – Ты слышал, что я сказал? Конфиденциальность между пациентом и врачом и так далее.
Я хмыкнул, пиная мокрый мусорный мешок возле обочины. Меня уже раздражала перспектива делить отца с Джулианом, Эмбер и Мэдисон сегодня вечером. Всю последнюю неделю я навещал его каждый день, хотя мы работали вместе в одном офисе. Казалось, ему становилось все хуже, и некоторые сотрудники стали разносить сплетни.
– Ему очень больно. – Слова звучали так, будто я тоже испытывал эту боль.
– Передай ему, чтобы он мне позвонил. Мы можем помочь.
– Он упрямый засранец, – возразил я.
– Очевидно, это семейное. – Грант криво улыбнулся.
Мы оба остановились перед одним и тем же домом из коричневого камня. Он удивленно приподнял бровь. Я сделал то же самое.
– Что ж, думаю, увидимся завтра на гольфе? – спросил он.
– Таков план. – Я поднялся по лестнице. Грант тоже. Мы снова остановились. Переглянулись.
– Да? – нетерпеливо спросил я. – Хочешь мне что-нибудь сказать?
Неужели Мэдисон решила встречаться со всеми врачами в Нью-Йорке?
Входная дверь распахнулась, и Лайла, еще более сумасшедшая подруга Мэдисон с причудливыми зелеными волосами, выскочила, как стриптизерша из торта.
– Грант! Ты здесь! – она обвила руками его шею. Весьма нескромный способ поприветствовать мужчину, с которым ты не собиралась ложиться в постель в ближайшие несколько часов, если только…
Если только он не начал встречаться с ней несколько недель назад и не хотел говорить мне, поскольку я казался жалким куском дерьма, пытающимся смириться с ситуацией отца.
– Лайла, – коротко сказал я.
– Принц Тьмы, – ответила она в той же манере. – Молюсь ради блага моей лучшей подруги, чтобы ты был милым этим вечером.
– Даже Бог не может помешать моему гнусному поведению, но спасибо за королевский титул. Вижу, ты встречаешься с моим лучшим другом, – протянул я.
– Сплю с ним, – поправила она. – Да.
Грант одарил меня виноватой улыбкой.
– Ты был не в том состоянии, чтобы говорить об этом, и, как сказала Лайла, она установила довольно строгие правила. У нас свободные отношения, и они не должны повлиять на вашу с Мэдди жизнь.
Будучи не в настроении трогать это дерьмо и десятифутовым шестом, я закатил глаза, пробираясь к двери. Когда мы с Мэдисон расстались, Грант стал еще одним человеком, кто свалил вину на меня. Хотя я запретил ему поддерживать с ней связь, не премину заявить, что именно Мэдисон сыграла роль свахи для него и Лайлы. Еще одна черта, которую я абсолютно презирал в Мученице Мэдди, – она всегда совала нос в чужие дела, пыталась обеспечить людей свиданиями, необходимой им мебелью и общественной деятельностью.
Особенно мне не нравилось, что она свела этих двоих, потому что Грант действительно лелеял мечту «о-белой-изгороди-и-адекватной-жене», а когда я впервые встретил Лайлу, она разразилась сорокаминутной речью о том, почему моногамия неестественна. Дейзи и Фрэнк могли бы стать более разумной парой, чем эти двое.
Я постучал в дверь Мэдисон и услышал взволнованный лай Дейзи. Мэд распахнула дверь, и я стал слаб в коленях и тверд во всех остальных частях тела, потому что: какого хрена?
Мэдисон надела маленькое черное платье, облегающее ее во всех нужных местах – совсем без узоров, – в паре с черными бархатными туфлями на каблуках и бирюзовым шейным платком. Что-то среднее между колье и ошейником с шипами. Ее короткие каштановые волосы были взлохмачены с нарочитой «только-что-трахнутой» небрежностью, губы накрашены алым, а оливковые глаза подведены драматичным черным лайнером роковой женщины. Мой член встал для аплодисментов, бросая к ее ногам воображаемые розы. Остальная часть меня задавалась вопросом, что побуждало меня делать с ней что-то еще, когда мы встречались, кроме как не вылезать из постели до тех пор, пока от Мэд ничего не останется.
– Отлично выглядишь. – Я сузил глаза в щелочки, комплимент прозвучал как обвинение.
Нахмурившись, она схватила свою сумочку и ключи.
– Разве ты не говорил, что наши наряды должны соответствовать друг другу? Я вспомнила, что ты очень любишь черный. Черная блестящая дверь, черная мебель, черные атласные простыни… – Она принялась перечислять все черные вещи в моей квартире.
– Ты забыла про черные шторы. Хочешь нанести еще один визит в мою спальню? – Я одарил ее
