Флинг - Джозеф Мюррей
– Я просто говорю, что мы в этом деле вместе. Я прошел с тобой весь путь, – сказал он, разряжая ситуацию.
– Я знаю. Но это совсем другое дело! Речь идет о моем теле. Я просто не могу пройти через все это снова… Мы медленно отдаляемся друг от друга с тех пор, как начали это путешествие. Я хочу вернуть нашу жизнь! Я хочу вернуться к тому, чтобы быть собой, – объяснила Тара.
– Почему ты не можешь понять, что в конце концов игра стоит свеч? Наш шанс на успех – пятнадцать процентов.
– Да, но шанс на неудачу – семьдесят пять, – вздохнула Тара.
Математика никогда не была ее сильной стороной, но Колин знал, что если поправит жену, то только лишь укрепит ее доводы.
– Каковы бы ни были шансы, я знаю, что они у нас есть.
– Моя матка – не игровой автомат, Колин. Каждый раз, когда мы ставим десять тысяч на эту несбыточную мечту, то всегда проигрываем. А заведение всегда выигрывает, – отрезала Тара.
– Есть еще много вариантов повысить шансы! Например, если бы мы были готовы найти донора яйцеклеток…
– Я с самого первого дня говорю тебе, что хочу быть биологической матерью своего ребенка, – перебила его Тара.
– Ты его и родишь. По сути он будет твой. Какая разница, что это не твоя яйцеклетка?
– Ну для протокола: твои пловцы тоже не завоевали ни одной олимпийской медали. Я соглашусь на донорство яйцеклетки, если ты согласишься на донорство спермы, – сказала Тара, прекрасно понимая, что Колин отвергнет эту идею.
– Ты, должно быть, шутишь… Тогда я не буду отцом! – огрызнулся Колин.
– Хорошо. Тогда смешаем твою сперму со спермой двух других доноров, а потом, лет через двадцать, пригласим вас троих на свадьбу ребенка в Грецию и выясним, кто же все-таки отец, – предложила Тара.
– Я не дурак, Тара, и знаю, что на этом строится сюжет Mamma Mia! Ты постоянно заставляешь меня смотреть этот чертов фильм, – раздраженно сказал Колин. – Не понимаю, как ты можешь говорить об этом в таком шутливом тоне…
– Могу, потому что слез у меня уже не осталось. Мне хочется снова смеяться! С меня хватит неудач. Мы не можем продолжать делать одно и то же снова и снова, ожидая другого результата. Это буквальное определение безумия. Мне почти тридцать семь. Ради Бога…
– Только не надо мне вот этого оправдания! Твоя мать родила тебя в тридцать восемь.
– Это потому, что такова была ее судьба. Но это явно не мое. Очевидно, у Вселенной на мой счет другие планы. Может быть, я собираюсь получить степень магистра, или открыть собственный бизнес, или путешествовать по миру, или…
– Предполагается, что ты станешь матерью, – перебил ее Колин.
Тара вспыхнула от злости. Дело было не столько в том, что он сказал, сколько в том, как это было сказано. Она пыталась убедить себя, что располагает миллионом вариантов дальнейшего устройства жизни, но теперь муж намекает, что у нее есть своего рода женский долг – родить ему ребенка. Всякий раз, когда Колин отпускал подобные замечания, даже по ошибке, внутри нее словно щелкал переключатель.
– Это ты к тому, чем полагается заниматься женщинам, не так ли? Мое единственное предназначение – родить мужу ребенка, ты к этому клонишь? – спросила она, обжигая его взглядом.
– Я вовсе не это имел в виду. Господи, ты снова превращаешься в совершенно другого человека!
– Я Близнецы, Колин. И ты знал, что получаешь, когда женился на мне.
– Нельзя использовать знаки зодиака для оправдания всего на свете, – вздохнул Колин.
– Слышу глас Тельца! – Тара закатила глаза.
– Почему мы не можем просто обсудить другие…
– Колин, я знаю, ты хочешь продолжать, – перебила его Тара. – Но я приняла решение и больше не буду его обсуждать.
Именно в этот момент Тара почувствовала, что между ней и Колином образовалась невидимая трещина.
Долгое время они медленно отдалялись друг от друга, но теперь, когда у них не стало общей цели – создать настоящую семью, в их браке, как ей показалось, что-то изменилось.
В машине снова повисло молчание.
По дороге домой Колин поймал себя на том, что его глубоко беспокоит точка зрения Тары. Он не мог понять, почему она так быстро решила прекратить попытки завести ребенка, не учитывая при этом мнения мужа. Его как будто лишили права голоса по вопросу, влияющему на их дальнейшую жизнь. Бóльшая часть его сбережений ушла на ЭКО, и в случае отказа от дальнейших усилий получалось так, что эти деньги потрачены впустую. Но ведь мечта стоит любых затрат! Он не мог просто сидеть сложа руки, позволяя ей единолично определять их будущее.
Колин не разделял мистических воззрений Тары. Он часто в шутку называл себя атеистом-энтузиастом и считал, что люди – всего лишь крошечные пылинки, живущие на камне, плывущем в космосе. Многие находили его точку зрения довольно циничной, но Колину такой взгляд представлялся вдохновляющим. Если жизнь бессмысленна, полагал он, то призвание каждого состоит в том, чтобы наполнить ее смыслом. Если и существует какой-то закон, которому следует Вселенная, то это закон Мерфи: «Если что-то может пойти не так, оно пойдет не так». Препятствия неизбежны, их нужно преодолевать, но это делает победу еще более желанной. Только сопротивление придает значимость мечте – вот в чем смысл жизни!
Но создание семьи – командное дело, а его товарищ по команде, похоже, ушел с поля только потому, что они пропустили три гола. Жизнь – это не те голы, которые ты пропустил, а те, которые забил. И в матче оставалось еще много времени. Где он, боевой дух Тары – той девушки, в которую он влюбился?
Колин и Тара всегда ссорились как кошка с собакой, в этом не было ничего нового. Супруги шутили, что если Тара верит в любовь с первого взгляда, то Колин – в любовь с первой схватки. После того как восемнадцать лет назад она в «О’Мэлли» налила ему «Гиннесс», он сразу же заявил, что пиво в Дублине гораздо лучше, чем в Голуэе. Пока она разглагольствовала о том, какой он разгильдяй и баламут, Колин мало-помалу очаровывался рыжеволосой девушкой с изумрудными глазами. Эта стычка была первой в долгой истории распрей из-за всяких глупостей. Но в этих ссорах всегда присутствовал элемент насмешки и игры. На протяжении многих лет споры служили своего рода прелюдией. Порой Колин сам затевал ссору из-за какого-нибудь пустяка только ради следующего за
