Нарушаю все правила - Эми Эндрюс
Эти мечтательные раздумья Би прервал внезапный стук в дверь, и она на миг удивленно округлила глаза. Она прожила здесь почти три недели, и еще никто ни разу не стучал в ее дверь. Неохотно оторвавшись от поистине нарциссического любования собой, Би сделала пару шагов, выходя из ванной, и еще десяток – по пути к входной двери.
Она сразу поняла, что явиться мог лишь один человек. То есть теоретически это, конечно, мог быть кто угодно – но Би нутром чуяла, кто именно к ней постучался.
Остин Купер.
Словно от нервной судороги у нее свело живот, стоило коснуться дверной ручки. Что, интересно, он подумает, увидев ее новый образ?
Би потянула на себя дверь, и ее предположения подтвердились. На пороге стоял Остин Купер – в джинсах, клетчатой сине-красной рубашке и пухлой куртке на флисе. Выглядел он не на шутку привлекательно – особенно в сравнении с Би в ее затрапезных широких штанах, в футболке без лифчика и мохнатых тапочках с ушами.
Остин открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако осекся и застыл, глядя на нее, изумленно скользя взглядом по ее прическе.
– О-ого! – Он даже присвистнул. – Выглядишь ты просто… отпа-ад!
Учитывая, во что была она одета, Би велела себе не слишком-то обольщаться его искренним комплиментом и нескрываемым интересом в глазах. Все это, несомненно, относилось исключительно к ее волосам. А учитывая то, что в те пару-тройку раз, когда они встречались, Би, считай, и не причесывалась, то начала подъем она с довольно низкой планки. Увидеть ее волосы свежевымытыми и покрашенными, да еще и пышными, и упругими – это неизбежно должно было вызвать как минимум удвоенную реакцию.
И все же она коснулась неуверенно своей прически:
– Тебе нравится?
– Еще как нравится, черт подери! – Остин широко улыбнулся. – Когда ты сказала, что хочешь покрасить волосы, я решил, что, скорее всего, ты перекрасишься в блондинку. Но красный… – Он вновь обвел взглядом ее голову. – Это очень дерзкое заявление. Мне нравится.
Би рассмеялась.
– Не могу ничего сказать насчет дерзкого заявления. Я просто всецело отдалась в руки Марли – и вуаля! Она для меня стала доброй феей.
– Да, с тех пор как они открыли здесь салон, они многих жительниц Криденса сумели осчастливить.
– Они молодчины. Не все находят себе такое достойное применение в жизни.
Некоторые, например, продают двадцатилетним сыворотку омоложения. Или впаривают бесполезные гаджеты тем, кому они не по карману. Или продают дорогущую воду в пластиковых бутылках, когда планета на грани вымирания…
– Я тебе кое-что принес.
Только сейчас заметив, что Остин держит что-то в руках, Би мысленно встряхнулась.
– Неужто…
– Ага. – Он поднял свой подарок повыше, чтобы Би могла его получше разглядеть. – Это электрическая фондюшница, принадлежащая моим родителям, но они ею больше не пользуются. Ей уже сорок лет, но работает она как часы.
Чаша прибора оказалась довольно вместительной. Выполнена она была в старомодном дизайне. Этакая приземистая емкость на гнутых черных ножках.
– Надеюсь, хоть ты не станешь меня мучить сырными каламбурами, потому что за обедом я уже наслушался их выше крыши – спасибо папочке.
– Твой отец – любитель каламбуров?
– Мой отец – кошмар по этой части.
При том, что в рекламе часто используются каламбуры, Би тоже была любительницей поиграть словами. Хотя не всем это и нравилось.
– Никаких подколов, обещаю. Хочу сказать: великолепная вещь! – Она едва ли уже не ощущала наслаждение жарким, тягучим расплавленным сыром, капающим с поджаренной на масле гренки…
– А еще она тоже красная, – указал на прибор Остин. – У тебя сплошь дерзкие решения!
От его явно дразнящего тона у Би перехватило дыхание и на миг свело в животе.
– О да-а, я такая! То перекраситься, то затеять фондю – нет предела моему бунтарству!
Остин весело рассмеялся.
– Так можно я занесу ее в квартиру и куда-нибудь поставлю?
Би прекрасно справилась бы с этой штукой и сама, к тому же оказаться с Остином наедине в квартире, возможно, было не самой лучшей идеей. Однако она не видела его уже полные сутки и даже больше, и вообще, с самой первой секунды, как она встретила этого человека, Би было трудно ему в чем-то отказать.
Кроме того, Остин определенно шел на пользу ее самолюбию.
– Entrez-vous[15], – чуть отступила она в сторону от двери.
– М-м-м, французский! – пробормотал он, скользнув мимо нее в квартиру. – О-ля-ля!
Вновь в животе все скрутилось узлом, и Би на миг даже схватилась за дверную ручку. Запах одеколона внес свою лепту в пьянящий эффект его присутствия. Она затруднялась с ходу определить, какой маркой Остин пользовался (хотя в рекламном бизнесе встречались люди с более тонким нюхом, нежели у самих парфюмеров), но аромат был насыщенным, землистым. Запах сена и нагретой кожи. Запах дождя и прибитой им дорожной пыли. Запах палящего солнца и пота.
«Ковбой в твоем флаконе».
На мгновение в мозгу у нее яркой вспышкой пронеслось, какую рекламную кампанию она могла бы развернуть, продвигая продукт с таким названием – каковой, к сожалению, стал бы для нее фактором профессионального риска. Во всяком случае, в недавнем прошлом. Она и не думала, что от всей этой дребедени будет так трудно отключиться. Сейчас же Би нарисовала в воображении обнаженного – разве что в шляпе – Остина в набранной наполовину ванне с несколькими, расположенными в нужных местах, мыльными пузырями. Или посреди поля, хозяйски обозревающего свои земли в золотых лучах садящегося солнца, тепло струящихся по его телу. А внизу будет идти надпись…
Би на мгновение задумалась.
«Только для настоящих мужчин».
– Куда желаешь?
О боже… Куда б она сейчас ни пожелала…
– Беатрисс?
Его мягкий вопрошающий голос вырвал Би из закрутившего ее водоворота либидо, и она повернулась к Остину. Он стоял в середине открытого пространства, служившего ей гостиной, ища глазами хоть какой-то свободный пятачок, чтобы опустить свою ношу.
– Ой, извини… – Она сделала над собой усилие, чтобы вытряхнуть из воображения горячий ароматный пар, поднимающийся от пенящейся в ванне воды, и, подойдя к кофейному столику, убрала с него ноутбук, толстовку, несколько грязных стаканов и две пустые банки из-под пива. – Ставь сюда.
Остин поместил фондюшницу, куда было велено, и, распрямившись, продолжил оглядывать квартиру. Взгляд его прошелся по неубранной кровати, по диванчику,
