Новый босс - Алайна Салах
— Вот это самомнение, Малфой. — цедит, всаживая заточенные когти себе в бока. — Москва многомиллионный город. Неужели ты думаешь, что с твоим облученным баклажаном до сих пор никто не сравнился?
Стерва. Вот за эти слова я убить ее готов. А еще повалить на соседний стол и затрахать так, чтобы не смела, блядь, упоминать при мне других мужиков. И вообще никогда не смела.
Какого хрена, а? Почему после всего, что произошло, у меня от нее все еще так крышу рвет? Гребанная русская ведьма.
Фиона со вздохом качает головой и переводит взгляд на Юджина:
— Тяжело тебе с ним приходится, Женек?
— С мистером Гасом не просто, — не раздумывая, отзывается мой карманный русско-английский разговорник, — но это от того, что он очень страдает по мисс Славе. Он очень хороший человек, хотя и язык у него хуже, чем у…
— Юджин! — рявкаю я так громко, что провоцирую у себя новый приступ головной боли. — Просто… помолчи немного.
Этот задрот вечно валит все, что у него в голове, потому что напрочь лишен функции вранья. Вообще, эта черта мне в нем нравится, если не считать вот таких случаев, как сейчас. Так стерва Сла-ва может вообразить, что я из-за нее переживаю.
— Я Евгений.
Бляяядь.
— Верушка, пойдем отсюда, пока я этому слизеринцу его волшебную палочку не сломала. — шипит матрешка, дергая спутницу за рукав.
— Ты много раз пробовала, детка. — улыбаюсь так широко, что у Сла-вы начинает дергаться глаз. — Особенно неплохо тебе удавалось делать это ртом.
От воспоминаний о глубоком минете в ее исполнении, Гаса-младшего снова парализует, и мне остается только надеяться, что он не начнет пускать слюни прямо мне в штаны. Совсем неудобняк получится.
— Эй, злобные крольчата, сбавьте обороты, — басит Фиона. — Пятилапый, в эту пятницу я отмечаю свой день рождения. Еще не знаю где, но ты приглашен.
Хах. Я же говорил, что гулливерша от меня без ума.
— Верушка, какого черта? — злобно рычит матрешка, и, бросив на меня свирепый взгляд, переходит на шипящий русский.
Делаю знак Юджину, чтобы переводил, но Сла-ва смотрит на него с немой угрозой, от чего тот сползает по стулу словно раскисшее желе и с виноватым видом пожимает плечами. Мелкий ссыкун.
Превозмогая похмелье, весело подмигиваю имениннице:
— Буду обязательно, Фиона. Надеюсь, ты не против, если приду не один?
Изумрудные глаза матрешки хлещут меня по лицу посильнее оплеухи. Все еще ревнует, дикая кошка.
Вообще-то я имел в виду, что я приду с Джо. Кто бы мог подумать, что этот ловелас, который не задерживался ни с одной цыпочкой дольше двух ночей подряд, с первого взгляда втрескается с огра Веру и ради нее полетит со мной в Россию.
— Я тоже приду не одна, — объявляет матрешка, эффектно встряхивая своей переливающейся копной, от чего я забываю о своей злости и начинаю пялится на нее как завороженный. — Возьму с собой Егора, чтобы не скучал.
При звуке этого имени в ушах начинает фонить имперским маршем и перед глазами меркнет свет.
Егор, блядь. Смазливый выродок, скелет которого я мечтаю разобрать по частям и собрать в обратном порядке. Чтобы этот ушлепок улыбался тазовыми костями, а нужду справлял через рот. И это самая малая расплата за то, что он и моя стерва бывшая вдребезги расколотили мне сердце.
Придавливаю злостью боль и широко улыбаюсь Фионе:
— День рождения у тебя будет — закачаешься. Гарантирую.
Глава 22
Слава
— Верушка, ну какого черта ты его пригласила, а? — шиплю, глядя как Малфой с приклеенной ко рту ухмылкой направляется к нашему столу в Вип-зоне клуба Icon. Скалится каждой глазеющей на него девахе, вызывая жгучее желание выклевать ему глаза. Не мог даже на один день выйти из образа небритого плохиша и одеться как все присутствующие парни: в брюки и рубашку. Нет, пришел весь в черном, с всколоченными волосами и торчащей изо рта зубочисткой. Сексуальный ублюдок.
— Кто-то же должен быть умнее вас, Славка. — глубокомысленно хмыкает Вера. — Эти ваши голодные взгляды одуревших от воздержания хомяков любого с ума сведут. Помирились бы уже и дело с концом.
— Еще чего, — фыркаю я, глядя как два некачественно перекроенных клона невестушки Тимати обступают Гаса и Джо. — Скорее рак на горе свистнет, чем я помирюсь с этим ревнивым идиотом.
— То есть тебе все равно, если твой Добрыня и его Змей-Горыныч обзаведутся новой Забавой Путятишной?
— Пфф… — скрещиваю руки на груди и примеряю свое самое безразличное выражение лица. — Пусть хоть Василису Прекрасную и Царевну-Лебедь к себе в койку уложит — плевать я хотела.
Верушка убирает со лба завитой платиновый локон и снисходительно смотрит на меня с высоты своего исполинского роста, по поводу которого она, кстати, совершенно не комплексует, отдавая предпочтение десятисантиметровым каблукам.
— Актриса из тебя, Славка, еще хуже, чем из Ольки Бузовой певица. Мне-то чего ты врешь? Ты бы лицо свое видела, едва твой слизеринец на своих пяти лапах в клуб вошел. Голодная влюбленная белка. Так бы и впилась своими зубами в его орехи. И платье порнографическое, не для него, хочешь сказать нацепила? Аж я возбуждаться начинаю, прости Господи. А я ведь исключительно на пенисах специализируюсь.
— Кстати, о пенисах. — цепляюсь за удачную возможность сменить тему. — Твой поклонник заморский тоже здесь.
Под поклонником я имею в виду Джо, и не могу не признать, что испытываю неимоверное облегчение, что Гас пришел именно с ним. Не знаю, как бы я пережила, если бы он заявился на день рождения Веры с какой-нибудь богемной чикулей, с которыми он так любит проводить время с тех пор, как мы расстались.
— Долговязый Джо, — усмехается Верушка, поправляя грудь в декольте своего бархатного синего платья. Вот у кого есть за что подержаться, в отличие от моей скромной полторашечки. Хотя Малфой всегда говорил, что моя грудь идеальна. Тьфу, чертов Драко. Пшол прочь из моей головы. — А он, кстати, ничего. Можно было бы кратковременный российско-американский альянс создать. Для здоровья, так сказать.
Я открываю рот, чтобы ей ответить, но в этот момент замечаю, что Малфой в компании своего русскоговорящего Добби движется к нам. Поэтому, заняв оборонительную позицию, расчехляю огнеметы и готовлюсь плеваться огнем.
— С днем рождения, дюймовочка! — ухмыляется Гас, сгребая Верушку в объятия. В ноздри проникает неизменный аромат его Фаренгейта, заставляя сердце биться чаще.
Отстранившись, забирает у робко топчущегося
