Через год в это же время - Софи Касенс
Минни взмахнула рукой, чтобы подчеркнуть свои слова, но при этом умудрилась задеть фарфоровую лампу, и та грохнулась на пол. В комнате стало тихо. Минни уставилась на осколки. Лампочка мигнула, испустив тихое шипение, и погасла.
– Черт!.. – пробормотала Минни.
Она посмотрела на Квинна; его лицо непонятно изменилось. В комнату вбежала Тара. Увидев разбитую лампу, она нервно задышала.
– Ох, только не трогайте это, не трогайте, вы порежетесь! – Она взмахнула руками, ее глаза расширились от ужаса. – Квинн, здесь везде осколки!
Квинн тут же очутился рядом с ней:
– Все в порядке, никто не собирается это трогать.
Он говорил с ней странным тоном, словно разговаривал с ребенком. Тара дрожала, она схватилась за голову и сдавленно вскрикивала. Квинн снова повернулся к Минни:
– Думаю, тебе лучше уйти.
– Не разрешай ей это трогать! – закричала Тара. – Не трогайте!
– Мама, она не будет ничего трогать, – повторил Квинн, выводя ссутулившуюся мать из гостиной. – Пойдем, я отведу тебя наверх.
Минни осталась одна в гостиной, застыв на месте. Что тут произошло? Она накричала на Квинна, разбила по-настоящему дорогую вещь, а потом Тара словно сошла с ума. Может, следует остаться и прибрать тут все? Предложить деньги? Не то чтобы они у нее были, но… И почему вообще она вот так выплеснула на Квинна свой гнев? Они так хорошо провели день, а теперь она все испортила. Минни подняла с пола свою сумку и тихо направилась к огромной парадной двери.
Пятое января 2020 года
Минни остановилась перед серой обшарпанной дверью родительского дома. И поплотнее закуталась в шерстяной плащ горчичного цвета. Этот плащ был неосмотрительно куплен в благотворительном магазине в прошлом году. Лейла убедила Минни, что ей нужно иметь хотя бы одну модную вещь. Но Минни быстро пришла к выводу, что в этом плаще она напоминает ходячий банан, так что надевала его всего дважды, причем однажды как раз на вечеринку в костюмах на тему «Фрукты». Но теперь, когда она потеряла единственную куртку, а на улице всего два градуса, плащ по необходимости был извлечен из глубин гардероба.
Она слышала легкий шум в доме, доносившийся даже сквозь дверь. И постояла немного, наслаждаясь тишиной улицы. С тех пор как ее брат Уилл уехал в Австралию со своей подругой, Минни старалась приходить домой почти каждое воскресенье, чтобы пообедать с родителями. Она знала, что они скучают по Уиллу, он умел создавать легкую атмосферу в доме. Конечно, Минни не могла заполнить дыру, образовавшуюся после его отъезда, но чувствовала, что хоть как-то поддержит их своими визитами.
– Минни пришла! – где-то наверху закричал ее отец; Минни подняла голову и увидела, что он высунулся из окна спальни. – Я тут пытаюсь небольшой засор устранить! Твоя матушка опять съела слишком много пирога с заварным кремом, чтобы не истек срок годности.
На нем была рабочая футболка, сплошь в пятнах краски и пота, круглое небритое лицо раскраснелось, как будто он все утро занимался тяжким трудом и не имел времени принять душ. Отец подмигнул Минни, а она покачала головой. Ее мать что-то крикнула с лестницы внутри, что-то насчет того, что незачем сыпать грубыми шутками на всю чертову улицу.
– А ты чего там топчешься, Минни Му? Не стой на пороге! – крикнул отец, жестом приглашая дочь войти.
Их дом был частью застройки 1930-х годов. И выглядел он точно так же, как большинство других домов на этой пригородной улице в Брент-Кроссе, на севере Лондона. В их доме слегка подгнили деревянные рамы окон на первом этаже, палисадник зарос ежевикой и шиповником, но в остальном он ничем не отличался от соседних домов. Из заднего садика было видно, что во многих домах сделаны пристройки к кухням или перестроены чердаки, но дом Куперов оставался точно таким, каким был почти сто лет назад. Когда Минни в разговоре с кем-нибудь упоминала Брент-Кросс, все представляли себе огромный загородный торговый центр или шумную магистраль. Но для Минни Брент-Кросс всегда означал только этот дом, эту улицу, эту крошечную часть Лондона, которую она называла своим домом.
Внутри дом номер тринадцать выглядел как любое обычное жилище; ну, обычное, если не смотреть на стены. Каждый дюйм на них был занят часами, свидетельством интереса ее отца к часовому делу. Последние тридцать лет он только тем и занимался, что собирал и ремонтировал антикварные часы. У него была мастерская в саду, битком набитая ящиками и инструментами, а все вечера он проводил в Интернете, разыскивая сломанные или наполовину восстановленные часы, которые ему могли предложить.
Иногда отец мог годами ждать появления нужной детали или же пытался самостоятельно изготовить какое-нибудь недостающее зубчатое колесо. Время и усилия, потраченные на каждый экземпляр, означали, что в результате он не желал с ним расставаться. Поэтому армия часов росла, тикая вокруг, и этот звук окутывал вас, как только вы входили в дом. Но родители давно уже его не замечали.
– Это сердцебиение дома! – как-то раз пояснил ей отец. – Тебя ведь не раздражает то, что твое сердце постоянно колотится, нет?
Минни подобное сравнение не казалось удачным, но спорить с отцом по поводу часов не имело смысла. Оркестр тик-таков был саундтреком ее детства. У них с Уиллом даже была особенная игра: они по очереди завязывали друг другу глаза, а потом снимали со стены какие-нибудь часы и пытались по звуку понять, что это за экземпляр. Уилл называл их игру «Определи эти часы» – не слишком изобретательно. Но закончилась игра печально, когда брат уронил какие-то часы и у них отломилась одна из стрелок. Минни никогда ни раньше, ни после не видела отца в таком гневе.
Мать встретила ее в прихожей и тут же уставилась на волосы Минни:
– Ты подрезала. Я думала, ты хотела их отрастить. – Она протянула руку и нежно дернула Минни за прядь.
– Ну, мне захотелось каких-то перемен, – пожала плечами Минни. – Тебе не нравится?
– Если хочешь отрастить волосы, то нужны время и терпение. – Конни сердито вздохнула. – Ваше поколение ни за что держаться не умеет.
– Мам, я не думаю, что если я укоротила волосы, то это признак того, что я принадлежу к поколению снежинок.
Минни сняла плащ и повесила его на вешалку в прихожей.
– Просто это похоже на твои уроки плавания, все снова повторяется.
– Мам, ты не можешь до сих пор сердиться из-за того, что я