Ты тоже видишь смерть - Ао Морита
Я вновь поглядел на отражение в зеркале. Лицо парня, которому осталось жить три месяца, осунулось, как будто он хоть сейчас готов отправиться на небеса. Вдруг дверь ванной отворилась, и я рефлекторно обернулся.
– Арата, ты не спишь? Неужели тебе захотелось снова в школу? – спросила мама, округлив глаза.
С тех пор как отец погиб в аварии, мы жили втроем с бабушкой. Правда, бабушку несколько месяцев назад положили в больницу, так что мы пока остались вдвоем.
– Угу. Пойду скоро.
– Здорово. А завтрак готов! – Мама радостно улыбнулась и закрыла дверь.
Раз жить мне осталось всего три месяца, то я не видел особого смысла ходить в школу. Но дома все равно скучно, а самое главное – я не хотел расстраивать маму.
Я поспешно позавтракал, переоделся в школьную форму с белой рубашкой и вышел на улицу. Когда впервые за неделю надавил на ручку входной двери, она показалась мне туже обычного. Щурясь от яркого солнца, я оседлал велосипед, и его педали тоже крутились тяжелее.
Минут через десять впереди показалась станция. Дальше – еще пятнадцать минут на поезде и еще десять – пешком. Мой обычный маршрут.
Какой же я дурак, что зимой в девятом классе не спал ночами и сутки напролет готовился к вступительным экзаменам[3]. Теперь, когда я знал, какой срок мне отмерен, казалось, что все то время я потратил впустую.
Я всегда паркую велик на станции.
Пока я воевал со ржавым замком, из-за спины меня окликнул веселый голос:
– О! Арата! Выбрался наконец!
Я тут же узнал Кадзую. Даже не глядя на него, понял, что он улыбается от уха до уха.
Замок наконец защелкнулся, я закинул сумку из корзины на плечо, обернулся… и мозг словно завис.
– Что, наплел-таки про простуду? Не верю, чтоб ты – и заболел![4]
Я толком не услышал, что он сказал. Если честно, я совершенно остолбенел.
– Арата, ты чего? Как будто призрака увидел. – Он озадаченно глядел на меня.
– Ничего, – кое-как выдавил я дрожавшим голосом.
Аккурат над «гнездом» у него на голове, уложенном по последней моде, висело еще кое-что, от чего я не мог оторвать взгляд.
Число 85.
Я не запомнил, о чем мы с Кадзуей говорили в поезде. От чего он умрет? Что убьет его? Что такое случится через восемьдесят пять дней? В голове роились вопросы. Мне уже осточертело видеть во сне цифры над головами близких. От таких кошмаров я всегда просыпался в холодном поту и выжатым как лимон.
Однако на сей раз я не спал. И как ни тяжко об этом думать, но число показывало обратный отсчет до смерти друга.
Снедаемый тревогой, я сам не заметил, как мы поднялись по школьной лестнице. Десятиклассники занимались на четвертом этаже, и лично я – в параллели «Б».
Как можно незаметнее и тише я проскользнул в заднюю часть класса. Нам с Кадзуей, к слову, повезло оказаться в одной параллели, а другими друзьями я за первый триместр так и не обзавелся из-за стеснительности. Кадзуя мне за это попенял, поэтому начиная со второго триместра я собирался больше общаться с одноклассниками, но надобность в этом сама собой отпала. Все равно жить оставалось всего три месяца – не до новых знакомств. С начала учебного года я всем запомнился как мрачный парень, который сидел, уткнувшись в книжку, в углу кабинета, и я решил не выходить из образа остаток срока.
Однако сразу после летних каникул нас, похоже, пересадили, и Кадзуя показал мне мое новое место – последнее в среднем ряду.
Одноклассники поглядывали на меня украдкой, но я, не обращая на них внимания, вытащил из сумки книжку в мягкой обложке и уткнулся в нее, всем видом показывая: не разговаривайте со мной.
Впереди расхохотались. Четверо парней сбились в кучку, и Кадзуя среди них. Он всегда легко заводил друзей, поэтому уже завоевал место в самом сердце класса. Он весело смеялся, и цифры над его головой колебались в такт. Я невольно вздохнул.
Все-таки не верится, что он умрет на пять дней раньше меня. Мне очень хотелось надеяться, что сюда вкралась какая-то ошибка.
Наконец я заставил себя оторвать взгляд от мерцающих цифр и вернуться к книге. Я честно водил глазами по колонкам текста, но в памяти у меня не отпечатывалось ни слова.
Весь день я читал не отрываясь, и на занятиях, и на переменах. Хотя и не запомнил о чем.
После уроков Кадзуя быстро умчался, сославшись на какие-то дела. А я неспешно собрал тетради и учебники и ушел, ни с кем не попрощавшись.
Когда вернулся домой, сразу упал на кровать. Уткнулся в подушку носом и забил ногами в воздухе.
Меня не отпускало видение с цифрами над головой Кадзуи. Сердце разрывалось от горя, и я пытался утешить себя, повторяя, что такова его судьба и ничего тут не поделаешь и что мне тоже суждено умереть и остается только смириться. Судьба… Какое удобное слово. Удивительно, как быстро оно дарит принятие, пусть и мимолетное.
В голове с новой силой разгорелся все тот же диспут: говорить ему, что смерть уже дышит ему в спину, или не стоит? До сих пор я никому не рассказывал о своей таинственной способности. Признание только отпугнет человека, который все равно мне не поверит.
Ну в самом деле: что начнут говорить, если я внезапно предскажу смерть кому-то, а он и правда умрет? Думаю, меня начнут чураться, а в худшем случае даже примут за настоящего синигами[5]. Нет, какие-то вещи лучше не знать. А еще больше таких, которые знать даже вредно. И я уверен, что остаток собственной жизни к ним тоже относится.
Значит, и Кадзуе я ничего не скажу.
Я взвешивал все за и против уже много раз с тех самых пор, как начал видеть цифры, но ответ не изменился, даже когда речь зашла о лучшем друге.
На следующее утро я поставил в календаре новую отметку.
Обвел кружком первое декабря. В этот день умрет Кадзуя Нодзаки. Еще один кружок отмечал шестое. Думаю, не надо объяснять, что в этот день умру я.
Начиная с седьмого все остальные дни я последовательно вычеркнул размашистыми крестами: так выплеснулось отчаяние после того, как десять дней назад я увидел границу отмеренной мне жизни.
Я положил фломастер обратно на стол и вышел их комнаты. Стараясь ни о чем не думать, впихнул в себя завтрак и опять покатил на станцию.
По дороге мне
