Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий
— Мить, клянусь, мне просто приснился сон. Так же, как и с Седым. Только тот я поняла вот сейчас. А этот сегодняшний… Думаю, попала наша Машенция в какую-то историю. Брось клич, надо будет народ собрать. Геша как раз собирался в отпуск. Пускай летит во Вьетнам и ищет ее. Я чувствую, он сможет ей помочь.
— У-у-у, ведьма рыжая.
Полгода спустя.
«Возлюбленная моя сестра во Христе, дорогая моя Василиса. Очень рад был узнать, что ты не просто расписалась с Арсением, а венчалась с ним в храме Божием. Господь услышал мои усердные молитвы и вразумил вас на то, чтобы скрепить долгожданный союз узами не только гражданского брака, но и церковного. Теперь моя душа будет спокойна о тебе и твоих детях, коих, я надеюсь, будет столько, сколько пошлет вам Господь. А судя по тем взглядам на тебя, что я узрел от мужа твоего, их будет много, и они будут здоровыми и красивыми. Я помню, что ты писала в своем прошлом письме, что назовешь сына Кириллом — в мою честь. Это не обязательно, сестра. Имя наследнику должно выбирать отцу его. Но вот если ты назовешь одну из своих дочерей Елизаветой, как мою матушку, я буду рад.
Ты волновалась обо мне. Не стоит. Всему своё время, и каждый человек в тот или иной момент времени должен быть там, куда ставит его Господь, а не там, куда ему захотелось. Господь преподнес мне важный урок, и я принял его со смирением и благодарностью. Тот врач, что избавил меня от опасности иметь детей, подверженных той же болезни, что и все мужчины в нашем роду, сделал меня вовсе не мужчиной. И это было тяжелое испытание, которое ты, возлюбленная моя сестра во Христе, помогала мне одолеть. Но я понял, что Он хотел мне сказать — не мне дано было решать, жить или не жить моим детям. И я принял этот урок. Я долго не решался принять столь важное в моей жизни решение, продолжал цепляться за мирскую жизнь, за некие обязательства перед кем угодно, кроме Господа нашего. Но теперь я там, куда так рвалась моя душа, именно здесь, в этом отдаленном монастыре, я на своем месте и чувствую в сердце своем, что со мной Христос. И если во всем происходящем искать и видеть Его, то Господь дарует такую радость и покой, что все житейские бури, казавшиеся страшными и разрушительными, тотчас представляются легкими морскими бризами, не способными причинить и малый вред, но лишь позволяющими увидеть красоту и многогранность мира вокруг нас.
Конечно, не буду отрицать, что монастырская жизнь тяжелей мирской, требует больших лишений, а главное — самопожертвования и самоотдачи. Такова эта жизнь, что на себя и на прежние мысли попросту не остается ни времени, ни сил. Но я надеюсь, что за время своего трудничества понял, для чего нужна монашеская жизнь, и полюбил ее всем сердцем, несмотря на видимые ее лишения. Если вся наша жизнь — борьба, а это именно так, жизнь христианина — битва против духов злобы поднебесной (Послание св. ап. Павла к Ефесянам, 6; 12), темных демонических сил. Монашество в этой войне — „спецназ“, то есть, иноки — не много не мало, те воины, на долю которых выпадают самые тяжелые, опасные, ответственные „задания“; эти воины должны быть хорошо подготовлены к их исполнению, знать и уметь многое, что простым солдатам не обязательно. Так что не думай, что я здесь потому, что сдался. Нет. Вовсе наоборот. Я здесь, потому что, полюбив Бога, готов принести себя в жертву, я чувствую, что более не принадлежу себе, но только Богу. Вся моя жизнь отныне — непрестанное исполнение заповедей Божиих, или, по-другому — воли Божией. С радостию ожидаю я, когда истечет срок оговоренного трудничества и меня примут (все в руце Божией) в послушники.
Засим прощаюсь с тобой, дражайшая моя Василиса. Передавай мой сердечный привет мужу твоему Арсению, а также родным и близким.
С молитвой о вашем здравии,
Трудник Кирилл»
Пять лет спустя. Марк.
— Млять, Зарицкий, ну и патлы! — Арсений, одетый в свободные белые штаны и безрукавку, перепрыгнул на палубу моей малышки и стиснул в своих медвежьих объятьях.
— Завидуй молча! — со смехом огрызнулся я и оглядел его.
— И чего ты меня глазами лапаешь, как девушку? — фыркнул он.
— Ну, как же! Ищу животик, бока там оплывшие. Ты ж у нас вон уже сколько лет женатый бюргер!
На самом деле Арсений в этом смысле нисколько не изменился. Разве что взгляд другой. Умиротворенный, что ли. Как у человека, который уже больше ничего не ищет, у которого все есть. И морщинки вокруг глаз, как будто он улыбается круглыми сутками.
— Я счастливый бюргер, Марик. А счастье — штука очень энергозатратная, так что откуда взяться чему! — огляделся, проходя по палубе. — Блин, я думал, у тебя тут яхта трехпалубная, а на самом деле шаланда рыболовецкая!
— А мне большего и не надо! — пожал я плечами. И это чистая правда. У меня теперь есть все, что нужно. Лодка, домик на сваях у кромки пляжа, друзья, живущие так же, как и я, и которых не волнует, кто я там на самом деле. Девушка… ну, это пока сложно.
— Знал бы кто, где и как обретается наследник нефтяных миллионов! — ухмыльнулся Арсений.
— Да не дай Бог! — я открыл переносной холодильник, бросил ему бутылку воды и плюхнулся в кресло-мешок, кивая ему на соседнее. — Ты мне лучше расскажи, как оно вообще? Каково живется Арсению Кринникову в качестве верного мужа? Не бывает моментов, когда охота забить на эту роль и рвануть опять во все тяжкие? Соблазны не одолевают?
Арсений кратко сверкнул на меня глазами, словно я ляпнул что-то святотатственное, и покачал головой.
— Соблазны… — протянул он задумчиво. — Знаешь, дружище, я, как любой живой мужик, и вижу их, и отмечаю в башке, но… мне мое счастье так долго и тяжко доставалось, что за это время появилось достаточно масла в голове, чтобы не просрать все, один раз проявив слабость, — негромко проговорил он. — К тому же, я не только верный муж, но и до безобразия счастливый отец одной прекраснейшей зеленоглазой четырехлетней принцессы!
Он достал из кармана бумажник и показал мне фото темноволосой
