Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон
Репортер новостей в кадре рассказывает о том, как правнучка жертвы наткнулась на спрятанные в стене дневники и как это привело к раскрытию убийства и установлению личности убийцы. Я бросаю взгляд в окно, через стекло пробивается множество вспышек света.
Прямо в этот момент возле моего дома стоят репортеры. Они хотели снять сюжет с поместьем Парсонс на заднем плане. Действительно, что за жуткая история без старого викторианского особняка, нависшего над красивой блондинкой с красной помадой на губах?
– Должно быть, она всю жизнь испытывала такое чувство вины, – тихо говорю я. Всплеск грусти от осознания того, что бабушка помогала скрывать убийство, все не проходит.
Удивительно, но у мамы не находится язвительного ответа.
– Думаю, это так, Аделин. Это тяжелый груз, особенно учитывая, что ей было всего шестнадцать, когда это произошло. Вероятно, она получила очень сильную травму.
Я нахмуриваю брови сильнее.
– Меня удивляет то, что она всегда была такой жизнерадостной.
– Иногда самые счастливые люди – это самые печальные люди, – говорит она, повторяя расхожую цитату.
– Тогда какие самые несчастные люди?
– Уставшие.
– Звучит грустно.
Она издает сухой смешок.
– У меня скоро показ. Мне нужно идти. Увидимся через пару недель на День благодарения.
– Эй, мам? У меня последний вопрос, – торопливо выпаливаю я. Что-то беспокоит меня в этом деле, и я не в силах сдержаться и не спросить.
Она вздыхает, но остается на линии, молча призывая меня продолжать.
– Это случайно не ты прислала мне черный конверт с фотографиями и запиской?
Она молчит, и мое сердце начинает колотиться в груди.
– Мам? – переспрашиваю я.
Она откашливается.
– Думаю, мы с твоей бабушкой похожи больше, чем ты думала.
Мои глаза раскрываются, когда на меня обрушивается осознание, бьющее мне прямо в грудь. Тот конверт мне прислала действительно она. А это значит, что она знала об убийстве Джиджи и роли бабушки в нем – все это время.
Невероятно, черт возьми.
– Ты хранила ее секрет, – шепчу я.
– Мне нужно идти, Адди. Показ дома через пять минут.
– Ладно, – бормочу я, но связь уже оборвалась.
Нет никаких способов узнать, когда именно мама узнала, что бабушка скрывала убийство, – и я сомневаюсь, что она когда-нибудь расскажет об этом, – но думаю, это случилось еще до моего рождения, поскольку у меня нет никаких воспоминаний о том, чтобы эти двое когда-либо ладили друг с другом.
Мамина горечь и неприязнь к бабушке внезапно обретают смысл.
Бабушка покрывала убийство своей матери, а ее дочь, в свою очередь, скрывала ее причастность к этому.
Мой мозг кипит от всей этой информации, и я в полном шоке от того, что моя мать тоже приложила руку к сокрытию убийства Джиджи. Это уже слишком.
Я поворачиваю голову и смотрю в окно, а мои мысли обращаются к Зейду. На самом деле, они и не покидали его, весь день пребывая в глубинах моего мозга и давя на мои плечи.
В безопасности ли он сейчас? Жив ли?
Когда я вообще начала беспокоиться о его безопасности?
Мне нужно проверить свою голову у врача. Но, разумеется, я не стану делать этого. Каким-то окольным путем я начинаю принимать свою новую реальность.
Я влюбляюсь в своего преследователя. В тень, которая следит за мной по ночам. В человека, который преследует меня и полностью разрушает мой мир.
И мне предстоит принять не только это, но и тот факт, что теперь вся моя жизнь будет пронизана беспокойством. Он опасен, но опасности, которым он себя подвергает, не менее страшны. Он может однажды выйти из дома и больше никогда не вернуться.
Как мне справиться вот с этим?
Встав, я иду на кухню, чтобы приготовить себе коктейль. Я включаю свет, но тут же замираю.
На столе лежит красная роза со срезанными шипами. И я не могу объяснить, почему у меня на глаза наворачиваются слезы. Может быть, потому что теперь, когда мне небезразличен этот тупой придурок, я не знаю, последняя это роза или нет.
Шмыгнув носом, я подхожу к розе и беру ее, вертя стебель в пальцах.
– Черт тебя побери, Зейд, – бормочу я вслух. – Я не прощу тебе, если ты умрешь.
От глубокого сна меня пробуждает громкое жужжание телефона. По моей щеке стекает слюна, и я рассеянно вытираю ее рукой, пока другой хватаю мобильник.
Яркий свет экрана вызывает вспышку головной боли, стоит мне вглядеться в него. Сейчас только одиннадцать вечера. Я проспала не больше часа.
Телефон снова жужжит, оповещая меня о текстовом сообщении. Открыв приложение, я вижу, что Дайя написала мне уже несколько сообщений.
«Ты не спишь?»
«Я очень расстроена сейчас, и мне не помешала бы подруга».
«Ты приедешь?»
«Буду очень признательна».
Я хмурюсь, одновременно смущенная и обеспокоенная. Мы не общались с тех пор, как расстались сегодня, после того как полиция забрала все наши улики. Она должна была пойти на день рождения своей племянницы, и больше я с ней не связывалась.
Нажав кнопку вызова, я подношу телефон к уху и сажусь. Проходит один гудок, а затем включается автоответчик.
Мое сердце начинает бешено колотиться, я спускаю ноги с кровати и несусь к комоду, роясь в ящиках, пока не нахожу треники и толстовку.
Я звоню на телефон Дайи еще два раза, и к тому времени, когда снова срабатывает автоответчик, меня уже охватывает паника.
Схватив ключи у входной двери, я выбегаю из дома и сажусь в машину. Пока я мчусь к дому Дайи, по стеклу слегка постукивает дождь.
По дороге я еще несколько раз звоню ей. Но она ни разу не отвечает.
Когда до ее дома остается всего несколько километров, я замечаю позади себя свет фар. Взглянув в зеркало заднего вида, я давлю на газ сильнее и чувствую, как замирает сердце в груди.
Что-то здесь не так.
Дайя не стала бы писать мне сообщения с просьбой приехать, а потом игнорировать меня.
А машина позади приближается настолько близко, что почти исчезает из виду за задней частью моей.
– Что за…
Мое тело резко дергается вперед, и моя голова едва не ударяется о руль. У меня вырывается испуганный вскрик, моя машина начинает вилять.
Я возвращаю автомобиль на дорогу, жму на газ и стараюсь увеличить расстояние между нами, пытаясь нащупать свой телефон вслепую, пока не понимаю, что он
