Хороши в постели - Дженнифер Вайнер
Я несла «Мокси» свернутым в трубку, словно собираясь отгонять назойливую собаку.
– Хотите? – протянула я ей журнал.
Медсестра едва удостоила его взглядом.
– Я не читаю эту чушь, – сказала она. – Ничего не стоящая ерунда.
– Согласна, – кивнула я, направляясь в детскую.
– Вас ожидает посетитель, – сообщила мне медсестра.
Я прошла к детскому отделению и, разумеется, увидела женщину, стоящую у окна, напротив инкубатора Джой. Короткие безупречно уложенные седые волосы, элегантный черный брючный костюм, на запястье теннисный браслет из платины с бриллиантами.
В воздухе витал аромат «Аллюр», ногти со свежим маникюром блестели в свете флуоресцентных ламп. Вся-из-себя Одри подобрала подходящий туалет для посещения незаконнорожденного недоношенного первенца своего сына.
– Что вы здесь делаете? – требовательно спросила я.
Одри ахнула, отступая назад. Ее лицо стало на два тона бледнее тонального крема от Эсте Лаудер.
– Кэнни! – воскликнула она, прижимая руку к груди. – Как ты меня напугала…
Она уставилась на меня, неверящий взгляд скользил вверх-вниз.
– Ты такая худая, – наконец выговорила Одри.
Я без особого интереса посмотрела на себя и поняла, что это правда. Все эти бесконечные прогулки, планы… моя единственная еда – кусочек рогалика или банана и много чашек черного кофе, потому что его вкус соответствовал моему внутреннему состоянию. В моем холодильнике были бутылки с грудным молоком и больше ничего.
Я не могла вспомнить, когда последний раз нормально ела. Я видела выступившие скулы на лице, тазовые кости. В профиль я смотрелась как Джессика Рэббит – отсутствующая задница, плоский живот, невероятная грудь благодаря молоку. Если близко не подходить и не замечать грязные волосы, черные круги под глазами и, скорее всего, неприятный запах, то я была настоящей худышкой.
Ирония не ускользнула от меня: после целой жизни одержимости, подсчета калорий, наблюдения за весом и покорения лестниц я нашла способ навсегда избавиться от нежелательных килограммов!
Чтобы избавиться от дряблости и целлюлита! Чтобы получить тело, о котором всегда мечтала! Я должна это продать, подумала я истерично. Диета, отрыв плаценты с экстренным иссечением матки, преждевременными родами и возможным повреждением мозга. Озолочусь.
Одри нервно теребила свой браслет.
– Ты, должно быть, хочешь знать, откуда… – начала она.
Я ничего не сказала, прекрасно понимая, насколько ей тяжело. Часть меня хотела видеть, как она изворачивается. Пытается подобрать слова. Часть меня хотела видеть, как она страдает.
– Брюс сказал, ты отказываешься с ним разговаривать.
– У Брюса была возможность со мной поговорить, – холодно ответила я. – Я написала ему и сообщила, что беременна. Он так и не позвонил.
У Одри задрожали губы.
– Он мне ничего не говорил, – прошептала она, больше себе, чем мне. – Кэнни, он так сожалеет о случившемся.
Я фыркнула так громко, что испугалась. Не разбудить бы детей.
– Брюс как обычно спохватился, когда поезд уже ушел.
Она закусила губу, крутя браслет.
– Он хочет поступить правильно.
– И что бы это значило? – иронично переспросила я. – Заставит свою девушку больше не покушаться на жизнь моего ребенка?
– Он сказал, это был несчастный случай, – прошептала Одри.
Я демонстративно закатила глаза.
– Он хочет поступить правильно, – снова прошептала она. – Он хочет помочь…
– Мне не нужны деньги, – намеренно грубо процедила я по слогам. – Ни его, ни ваши. Я продала сценарий.
Лицо Одри просияло, она была так рада, что мы заговорили на счастливую тему.
– Дорогая, это замечательно.
Я промолчала, надеясь, что от моего молчания она сломается. Но Одри оказалась храбрее.
– Могу я взглянуть на ребенка? – спросила мать Брюса.
Я пожала плечами и ткнула в окно. Джой лежала в центре. Она теперь меньше походила на сердитый грейпфрут, скорее на дыньку, но все еще была крошечной, все еще хрупкой, с похожей на устройство из научной фантастики с маской аппарата ИВЛ, который чаще был на ней, чем бездействовал. На карточке с краю ее стеклянной кроватки было написано «Джой Лия Шапиро». На ней был только подгузник, плюс носки в розовую и белую полоску и маленькая розовая шапочка с помпоном.
Я принесла медсестрам свои запасы, и каждое утро они следили за тем, чтобы Джой надевала новую шапочку. Она была, безусловно, лучшей малышкой в шапочке во всем отделении интенсивной терапии.
– Джой Лия, – прошептала Одри. – Она… ты назвала ее в честь моего мужа?
Я коротко кивнула, сглотнув ком в горле. Я могу сделать Одри такое одолжение. В конце концов, это не она игнорировала, не звонила, и не она толкнула меня на раковину так, что я чуть не потеряла ребенка.
– С ней будет все в порядке?
– Не знаю, – ответила я. – Возможно. Врачи говорят, что возможно. Она все еще слишком маленькая, ей нужно больше спать, а ее легким надо сформироваться, пока она не сможет дышать самостоятельно. Тогда ее отпустят домой.
Одри промокнула глаза бумажной салфеткой, которую достала из сумочки.
– Ты останешься тут? Будешь растить ее в Филадельфии?
– Не знаю, – повторила я, честно до безобразия. – Я пока не знаю, вернусь ли я в газету или вернусь в Калифорнию. У меня там есть друзья.
Но даже произнеся это вслух, я задавалась вопросом, насколько это правда. Написав небрежную благодарственную записку, в которой нельзя было выразить все то, что я чувствовала к Макси, за все, что она для меня сделала, я обращалась с ней таким же молчанием, как с остальными друзьями. Кто знает, что она подумала и оставалась ли она еще моим другом?
Одри расправила плечи.
– Я хотела бы стать для нее бабушкой, – осторожно проговорила она. – Неважно, что произошло между вами с Брюсом…
– Что произошло? – снова завелась я. – Брюс сказал, что мне сделали гистерэктомию? Что у меня никогда больше не будет детей? Он, случайно, не упомянул об этом?
– Мне так жаль, Кэнни, – повторила она снова, пронзительно, беспомощно и даже немного испуганно.
Я закрыла глаза, прислонившись к стеклянной стене.
– Пожалуйста, уходите, – попросила я. – Прошу вас. Мы можем поговорить позже, но не сейчас. Я слишком устала.
Одри дотронулась до моего плеча.
– Позволь помочь тебе? – негромко спросила она. – Может, тебе что-то принести? Воды?
Отрицательно мотнув головой, я стряхнула ее руку и отвернулась.
– Пожалуйста. Просто уходите.
Я стояла неподвижно, зажмурившись, пока не услышала, как каблуки Одри простучали по коридору.
Медсестра обнаружила меня у стены, плачущую и сжимающую кулаки.
– С вами все в порядке? – спросила она, тихо тронув меня.
– Я вернусь позже, – ответила я, направляясь к двери. – Мне надо пройтись.
В тот день я гуляла часами, пока улицы, тротуары, здания не слились в одно сероватое пятно. Я помню, что где-то купила лимонад, а несколько часов спустя зашла на автовокзал
