О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова
Он тихонько, чтобы остаться незамеченным, закрыл дверь и спустился в гостиную.
«Дахау, что за бред?» — думал он. При чём тут Дахау? Неужели в Юрином кризисе виновата та их поездка? Не может быть, ведь с тех пор, как они там побывали, прошло столько времени, столько всего случилось. Как это могло быть связано с творческим кризисом?
Сначала была взаимность с Володей — Юра был счастлив. Потом разлука с ним — Юра грустил. После он много работал, да, вкладывал душу, но ведь у него всё получалось. А по приезде сюда Юра снова обрёл счастье. Не мог же он притворяться? Вряд ли, ведь у него не было причин, он даже сам решил сдать билет. Творческий кризис начался уже позже.
Володя гадал, как спросить так, чтобы Юра не понял, что он подслушивал. Задать вопрос как бы невзначай? Но какой именно?
Он придумывал разные формулировки, уже решил, что вообще не станет заводить этот разговор — быть может, Юра сам расскажет.
Но, стоило Юре появиться на лестнице, как Володя забыл всё, о чём думал.
Не поворачиваясь к нему, ядовито выдавил:
— Что ты можешь рассказать чужому человеку такого, чего не хочешь рассказывать мне? Ты мне не доверяешь?
Юра застыл на лестнице и нервно ответил:
— Конечно доверяю, просто это врач. От врачей не стоит ничего утаивать…
Володя развернулся, посмотрел на него. Юра выглядел нерешительно, будто не знал, стоит ему войти в гостиную или лучше опять скрыться наверху. Володя устало потёр переносицу, сложил руки на груди.
— Почему ты перестал ночевать со мной? — спросил он как можно мягче и направился к Юре.
Тот опустил взгляд.
— Тогда я перепил и… решил, что лучше не приходить. А сегодня читал книжку и задремал, проснулся уже утром. Извини, тебе, наверное, было неприятно.
— Ясно… — протянул Володя. Ступил на лестницу, подошёл к Юре, взял за руки, сжал его пальцы. — Юра, зачем тебе врач?
— Знаешь, у Рахманинова был ужасный творческий кризис, такой тяжёлый, что привёл к глубокой депрессии. Он не смог побороть её сам и обратился к психотерапевту. И тот его вылечил. Вскоре Рахманинов написал свой шедевральный второй фортепианный концерт и посвятил его врачу. Хочешь, я сыграю его тебе? Хочешь?
Раньше Володя сразу же ответил бы, что, конечно, хочет. А теперь задумался. Нет, Володя хотел другого: чтобы Юра пришёл к нему той ночью и помог справиться с паникой. Чтобы Юра перестал пить, чтобы стал самим собой. И, главное, Володя хотел никогда больше не чувствовать себя брошенным. Все эти желания были искренними, но несбыточными, поэтому он лишь вздохнул и устало сказал, направляясь в кабинет:
— Конечно хочу.
Слушая Юрину игру, Володя растерялся. Ему стало грустно и одновременно радостно. Он смотрел на Юру, сидящего за пианино, и видел, как неизвестная магия превращает слабого человека в сильного, а его тоску — в радость. Видел, как эта магия наполняет Юрину душу теплом, лечит.
Да, Юра не пришёл, когда Володя в нём так нуждался, ну и что с того? Юра попросту не знал, как сильно в тот момент был необходим ему. Ведь если бы знал, то точно пришёл. Вот только он и сам мучился. Если бы не его кризис, не было бы вообще ничего: ни паники, ни одиночества, ни запаха рома, ни осколков на полу.
Когда одному плохо, другой должен быть сильным, чтобы помочь и поддержать, но так вышло, что в ту ночь сильным не смог оставаться никто из них.
Устав сдерживать сумбур эмоций, Володя шагнул к Юре вплотную. Положил ладонь на плечо, стиснул. Юра упёрся затылком в Володин живот, посмотрел на него снизу вверх. В его карих глазах, как в зеркале, Володя увидел своё отражение. В Юриных тёмных зрачках он тоже был тёмным.
Другую ладонь Володя положил Юре на шею, погладил пальцами подбородок.
— Ай, щекотно, — тот, улыбнувшись, съёжился.
Юра нажал не на ту клавишу. Нахмурился, тут же опустил голову, уставился на клавиатуру. А Володю не волновала его ошибка, фальшивая нота ничуть не испортила произведения, и он продолжил нежно гладить большим пальцем старый шрам на любимом подбородке, любимые скулы и шею.
Юра не стал играть концерт Рахманинова до конца. Опустил руки, будто уронил — они повисли плетьми вдоль тела.
Магия музыки закончилась, но Володя не хотел отпускать Юру.
— Я боюсь за тебя, — прошептал он.
— Не бойся. Ангела дала мне контакт хорошего психиатра, завтра я поеду к нему. Отвезёшь?
Володя замер. Молча уставился в никуда, осознавая, что Юра сам хочет пойти к врачу. Володя понимал, что его личный опыт «лечения» не имел ничего общего с реальной медициной. Но никакие доводы рассудка не могли побороть старую фобию. Хотел того Володя или нет, в его сознании «психиатр» невольно становился синонимом слова «палач».
— Не надо, — прохрипел он, борясь с желанием закричать.
— Я пойду, — ответил Юра негромко, но твёрдо. — Пора что-то менять.
Володя отпустил Юрино плечо и развернул к себе. Оглядел его с ног до головы, ища в его позе и выражении лица решимость. Но ни тени решимости в Юре не было — он ёжился то ли от неуверенности, то ли от холода. Который день он ходил в Володином халате. Юра мёрз постоянно и потому кутался в него как в шубу, но при этом не поддевал ни футболок, ни брюк. Обычно Володины мысли крутились вокруг того, что скрыто под халатом, а вовсе не вокруг того, чтобы заставить Юру одеться нормально. Но сейчас, глядя, как он кутается, Володя захотел согреть его.
Он медленно опустился на пол.
— Менять надо что-то, но не себя, — прошептал он и уткнулся в его колени лицом. — Эти люди могут изменить тебя. Ты знаешь, насколько они могут быть опасны.
— Володя, ну перестань. Если этот врач скажет или сделает что-то не так, я просто уйду от него.
Головой Володя это понимал, но сердце раздирал страх.
— Ты уверен, что тебе это действительно нужно? — простонал
