Другая

Семья убивает страсть? Так говорят только потенциальные самоубийцы, готовые при первых трудностях убить в себе и страсть, и желание, и сочувствие и себя заодно.

Брайана Рид

 «Ветви дуба»

Я смотрела на него с неверием и лишь могла порадоваться, что ребёнок сейчас не у меня на руках.

Аран стоял, весь такой улыбчивый и довольный, прямо передо мной. И я бы подумала, что он снова мне мерещится, но в таком виде я его точно никогда не представляла.

Волосы коротко острижены, хотя даже, наверное, обрублены, неровные пряди падают на лоб и уши, кожа будто ещё сильнее загорела (или это он просто запачканный?). Он осунулся, будто бы уменьшился, на щеках и подбородке — щетина, над губой вообще подобие усов.

И всё равно такой красивый...

— Пауза затянулась... — протянул Даран и подтолкнул меня вперёд. 

Рефлекторно выставив вперёд ногу, я снова замерла. 

— Не сработало, — шепнул Лен. 

— Ваше высочество, отомрите и подойдите уже к своему мужу, наконец! — Ида была менее сдержанной, но именно её выкрик заставил меня очнуться.

Нормально конечно, собрались тут… 

Их подначивание совсем мне не помогало. Я статуя. Неподвижный обелиск, поэтому пусть он подойдёт сам. 

Задумчиво посмотрела на сопровождение мужа: Градис наблюдал за мной очень довольными глазами.

— Если гора ко мне не идёт… — вздохнул Аран и тремя широкими шагами преодолел расстояние между нами. В следующий момент я была прижата к груди и наверняка запачкана дорожной пылью.

Не хотелось бы признаваться, но мои руки дрожали, и этими дрожащими руками я обняла мужчину в ответ. 

— Приятно видеть воссоединение семьи, не хватает только ма-аленькой детали, — услышала, как заговорил граф. 

— Маленькая деталь спит, и пока герои не умоются как следует, эту деталь они не увидят, — пробурчала куда-то в шею мужа. Он, наконец, отпустил меня, и немного отодвинул, рассматривая с ног до головы.

— Чок, чок гузаль, — протянул он на древнепрозийском, а я улыбнулась — эти слова я знала: «Очень, очень красивая». 

— После войны жена должна помыть своего мужа, — Аран широко улыбнулся.

— Знаю…

— Её высочество каждый день просит держать купель наготове. В ожидании вас, — Зэнаида сказала это таким тоном, будто читала строчку из любовного романа. 

— Что же… Я приветствую всех, и очень рад, что вижу вас в добром здравии, — кронпринц осмотрел присутствующих и задержался взглядом на графе, — но поговорим обо всём за ужином.

— Как скажешь, брат, — Дар похлопал мужчину по плечу и ушёл.

— Проводите всех в покои и приставьте кого-нибудь для выполнения их приказаний. К ужину накройте в большом зале, мы поедим все вместе — кронпринц вернулся, — приказала Оливии. — Деймиш, сообщи обо всём в Палею и Доннию, кронпринц жив и здоров, скоро мы вернёмся домой для выполнения своих обязанностей. Аран? — посмотрела на мужа.

— Что? 

— У тебя есть какие-то приказы?

— Нет, любимая, ты сама со всем прекрасно справилась. Может, пойдём? Взгляну на сына одним глазком, а потом ты поможешь мне помыться и…

— Ступайте, — отпустила слуг. — И принесите в купель банные принадлежности. 

— Как скажете, ваше высочество, — Оливия поклонилась, но я заметила её радостный взгляд. 

— Комендант крепости сейчас на обходе границы, поэтому ты не сможешь с ним встретиться, — предупредила мужа. 

— Ты не представляешь, как мне сейчас всё равно на это…

Улыбнулась и сжала его руку. Не зареветь бы, эх. 

Вернулся, живой и невредимый, да ещё и в полном составе со своими друзьями.

Боги оберегают нас.

Аран

Меня чуть ли не трясло, хотелось сжать Аю в крепких объятиях, сильно-сильно поцеловать, утащить в комнату и долго признаваться в безмерной к ней любви. Теперь я буду беречь каждый момент, проведённый вместе… 

— Пошли-и, — она помотала головой с улыбкой. — Ребёнок спит, по крайней мере, я надеюсь на это. 

— Я только взгляну на него, — улыбнулся, следя за её губами. Они подрагивали: то сжимаясь, то расплываясь в улыбке. Её глаза бегали от моего взгляда. Боится расплакаться, маленькая. Такая гордая, сдержанная. Выросла без меня, очень.

Но сейчас я не позволю ей быть гордой. И себе не позволю. Эта гордость чуть не разлучила нас навсегда, я мог погибнуть, так и не помирившись со своей единственной, а она бы хранила в сердце эти тяжёлые воспоминания о наших ссорах… 

Вот такое вот столкновение двух гордостей. 

Она привела меня в комнату, где у закрытого окна стояла люлька, а рядом, в кресле, сидела няня. Она тихо встала и поклонилась нам, жена улыбнулась ей, махнула рукой и посмотрела на меня. Снова улыбка, глаза на мокром месте…

— Пока что мы называем его Ран, сокращённое от «Аран», в любом же случае в имени будет присутствовать, но последнее слово за тобой.

Заглянул в люльку и не смог сдержать улыбку. Так сладко спит, очень милый.

— Я бы дал ему имя «Нэлаэдаран», но, боюсь, ты меня не простишь, — хмыкнул.

— Естественно, это звучит по-идиотки… 

— Это твоё имя, — приобнял её, — самое прекрасное на всём свете. Для меня честь назвать своего ребёнка твоим именем, ты моя героиня, героиня моей родины.

— Ой-ой-ой, — она снова закатила глаза. — Давай без лишнего пафоса. 

Тихо рассмеялся. Всю важность момента угробила, ненормальная.

— Нааран, «истинная корона», — вынес вердикт.

— Подходит, — Ая кивнула и наклонилась к малышу. — Нааран, пусть лёгок будет твой путь и крепки твои ноги, ведь на твоих плечах будет держаться весь мир, — она поцеловала младенца в лоб. — Ольха, мы пойдём, пусть малыш ещё немного поспит, а после мы его заберём. 

— Как скажете, ваше высочество.

— Знаешь, сейчас я вижу, что у тебя власти гораздо больше, чем у меня.