Измена в подарок
Когда мне было семнадцать, подобный жест вызвал бы щенячий восторг. Сейчас я только стыдливо прикрываю лицо рукой и рычу в трубку яростнее прежнего.
- Жданов, ты совсем сбрендил? Это что за художества? - Это признание в любви, - говорит так капризно, что я представляю, как он надувает губы. - Это акт вандализма! Стирай немедленно! - Здесь вся аллея — один сплошной акт вандализма. Ты видела статуи возле фонтана? - это совершенно никак не относится к делу, но статуи и правда жуткие, вчера в темноте даже ускорила шаг, проходя мимо полупрозрачных силуэтов матерей с младенцами, - Да и как я, по-твоему, это сотру? - жалуется Жданов таким голосом, будто он нашкодивший мальчишка.
Молча упираюсь лбом в холодное стекло. Жмурюсь изо всех сил, чтобы не видеть, как среди счастливых благодарностей за дочку и сыночка. Среди рисунков сердечек, цветочков и почему-то дельфина. Совершенно нескромно, по самому центру аллеи, перекрывая остальные надписи, расположились огромные буквы “ Мирра, я соскучился. Давай начнём сначала” Громкое сопение в трубке перекрывает даже звуки играющих детей у того самого фонтана. Костю начинает напрягать моё молчание, а мне сказать совершенно нечего, да и не хочется.
- Тебя когда выписывают? Я внизу буду, - больше ничего не добавляя отключается. Неужели он действительно ждал, что я, как сопливая малолетка, не разбирая дороги полечу ему в объятья? Обязательно всё прощу даже без объяснений, просто потому, что он такой романти-и-и-ичный. Не глядя больше в окно, иду обратно к кровати. Под пледом жарко, нога запутывается в простыни, матрас слишком мягкий. Ворочаюсь, чтобы расслабиться, никак не получается найти удобную позу. С Костей всё начиналось совершенно по-другому. Мы утонули, совсем не замечая всего, что нас окружало. Страсть накрывала нас с головой и не отпускала ни на минуту. Ещё была нежность, забота и… Доверие. Всегда был какой-то нереальный, запредельный уровень доверия. Я ни разу не сомневалась в его словах и поступках. От этого его измена бьёт ещё больнее.
Пытаюсь представить, как Костя будет забирать меня из роддома, но ничего не выходит. В голову лезут только детали. Какого цвета стены в комнате для выписки, я буду в платье или в джинсах? Это же будет октябрь или ноябрь, а вдруг дождь? Или первые заморозки?
Все попытки представить, как Костя впервые встретится с малышкой заканчиваются тем, что я в очередной раз в мечтах уплываю куда угодно, но максимально далеко оттого, что нужно. У меня неплохая фантазия, но сейчас она мне отказывает в попытках представить будущее. Как мы будем снова вместе? Как мне каждый раз смотреть в глаза и не вспоминать тот вечер? Мне нужно будет привыкать к его прикосновениям и присутствию в моей жизни, натягивать между нами разорванные прежде нити.
Пробую убрать подушку совсем, свернуть плед в рулончик и обнять получившуюся колбаску. Неудобно. На боку - неудобно, на спине - неудобно, на животе… А мне вообще можно ещё лежать на животе? Как от удара тока, подскакиваю и усаживаюсь на кровати. Становится чудовищно стыдно, что я практически ничего не знаю о своём положении.
Хочу взять телефон с прикроватной тумбочки и наконец-то узнать, что там за приключение под названием “беременность” и правила её игры, но руки сами тянутся к лежащей рядом коробочке с кольцом. Рассматриваю россыпь бриллиантов. Холодные, совершенно безжизненные. Они играют, поблёскивая всеми цветами, которые умеют выдавать, но от этого не становятся привлекательнее. Зовут с собой, но только на глубину. Готова ли я снова утонуть? Не знаю насколько зависаю за разглядыванием колкого блеска, но отмираю, только когда замечаю движение в дверном проёме.
- Марк? Ты что здесь делаешь? - пытаюсь спрятать коробочку, но как всегда крайне неловко. - Маша звонила. Просила тебя домой доставить. И я хотел поговорить, - отрывается от двери и подходит ближе, стараясь не коситься на гнездо, которое раньше именовалось кроватью. - О чём? - О нас.
Ох. Сейчас будет всем больно.
- Нет никаких нас, Марк. Есть симпатия, да, но ты должен был заметить табличку на входе в это прекрасное заведение, - говорю сильнее, расчёсывая ранку на запястье, - Ты тогда оказался чертовски прав. Я действительно беременна. - Меня это не смущает. Мы можем просто попробовать.
Из моего горла против воли вырывается горький смех. А он будто не замечает этой горечи и смотрит всё так же тепло и с нежностью.
- Нет. Не хочу снова собирать себя по кускам. И без того в ближайшее время будет непросто. Я теперь не одна. И мне нужно думать и о малыше тоже. - Я понимаю во что ввязываюсь. Мирра, что самому не просто далось это решение, но я готов к любом трудностям. - Марк, зачем тебе чужой ребёнок? - обрываю его, пока не наговорил мне слов, после которых будет прощаться ещё больнее, - пытаюсь встать, выпутываясь из вороха простыней, а он молчит, хмурится, не находя слова для ответа. Или находит, но он знает, что он сделает только хуже. - Ну вот видишь, - заглядываю последний раз в его прекрасные глаза и не задерживаясь рядом иду к двери, - Мне очень жаль. Прости, за мной должен приехать муж, я буду собираться, а тебе пора.
