Затерянные в смерти (сборник) - Гэфни Патриция
Еще два дня в этой волшебной обстановке и солидное вознаграждение за потраченное время.
Она перевела взгляд с Каллена на Росса.
– Я думаю, это отличная идея. И как вы сказали, она устранит все сомнения. Вы прямо сейчас позвоните в больницу?
Росс кивнул.
– Тогда с вашего разрешения я пока пойду к себе.
Каллен встал.
– Росс тебя проводит.
– Нет, – возразила она. Слишком уж много эмоций рвалось наружу. Она была не в силах добавить к ним еще и те, которые вызывала у нее близость Росса.
– Я привыкла сама заботиться о себе. Дайте мне только знать, когда придет лаборант.
Прежде чем Каллен или Росс успели что-то сказать, она быстро вышла и поспешила наверх, чтобы обдумать услышанное.
5
Эйдан ходила взад-вперед по комнате в полном смятении. Дело было не столько в том, что ее рассудок отказывался принять рассказанную Калленом историю, сколько в том, что он посеял в ее душе семена сомнения.
А что, если его Мойра и была ее бабушка Морин? Что, если ее ребенок был не от Эдварда Мартина, а от Каллена?
Эйдан цеплялась памятью за образ своей милой, стойкой бабушки, погрузившейся в деловые проблемы мужа и сумевшей предотвратить банкротство.
Все, кто знал Морин Гиббонс, были поражены ее твердостью. На протяжении всей своей супружеской жизни она всегда во всем уступала мужу. Именно он выбирал мебель, новую машину, даже ее туалеты. Хотя нельзя было назвать его тираном, несомненно, он играл в семье доминирующую роль.
Что, если не она, а ее отец выбрал ей мужа? Что, если это был брак по расчету, с целью скрыть позор, который она навлекла на себя и на родителей? Это во многом могло бы объяснить отчужденность между супругами. Эйдин пыталась вспомнить, случалось ли ей видеть проявления нежности в их отношениях.
Раздался стук в дверь.
– Это вы, Чарити?
Стук повторился, а затем дверь открылась.
Эйдан зашла в ванную и сполоснула лицо холодной водой, перед тем как выйти в гостиную.
– Извините. – Заметив встревоженное выражение ее лица, Росс остановился в дверях. – Я предлагал дать вам больше времени, чтобы успокоиться, но Каллен не хотел ждать ни минуты. Он прислал меня извиниться перед вами за то, что расстроил вас. Он настоятельно просит вас взглянуть на некоторые сохраненные им вещи.
– Я не могу. Я не готова…
Он остановил ее жестом.
– За все годы, что я его знаю, он никогда никого ни о чем не просил. Сейчас это для него важнее всего на свете. Вы, – подчеркнул он, – и ваше мнение о нем важнее всего на свете для него.
– Я снова скажу, что не та, кем он хочет меня видеть.
– Да, вы уже говорили это. Но вы же слышали его рассказ.
– А он слышал мой. Просто потому, что он хочет, чтобы моя бабушка оказалась той самой единственной его любовью, это еще не значит, что так оно и было.
– У него есть документы…
– И у меня тоже. Свидетельство о рождении, о браке…
– Где можно было проставить любое имя, особенно когда речь шла об иммигрантах, отчаянно пытавшихся скрыть свою подлинную личность. Вы же знаете, что тогда было так.
– Мои родители и их родители жили обычной жизнью.
– Как и живут тысячи людей, стремящихся слиться с новой средой.
– Постойте, – Эйдан потерла виски. – По вашим словам выходит, что мои предки были преступники.
– Они были добропорядочные люди, считавшие, что внебрачный ребенок – это позор для семьи. Они старались защитить не только собственную репутацию, но и репутацию своей дочери. Вы же слышали Каллена. Они считали его недостойным своей единственной дочери, поэтому они начали новую жизнь в чужой стране и убедили Мойру сделать то же самое. Может быть, она тоже хотела начать все сначала. Может быть, она не так сильно любила Каллена, как он ее. Может быть, ее преданность родителям была сильнее, чем увлечение пылким юношей. Какова бы ни была причина, уговорили они ее или принудили, что сделано, то сделано. Прошлого не изменить. Но вы хотя бы дождитесь результатов анализа ДНК, прочтите письма, которые Каллен годами писал своей Мойре. Ни одно из них до нее не дошло. Но он берег их, надеясь, что когда-нибудь вручит ей как доказательство своей любви. Он горячо желает, чтобы вы прочли его письма и просмотрели кипы документов, которые он собирал долгие годы в поисках своей единственной любви. А потом прислушайтесь к голосу своего сердца.
Эйдан посмотрела на стопку бумаг, оставленных им на кофейном столике.
– А зачем все это лично вам, Росс?
Он выпрямился.
– Я люблю и уважаю Каллена, и я счастлив, что у него наконец есть шанс осуществить свою мечту.
По тому, ка́к он это сказал, она поняла, что эти слова шли у него от самого сердца.
Когда он направился к двери, Эйдан тихо проговорила:
– Хорошо, я прочитаю его письма и документы. Но я ничего не могу обещать.
Росс ушел, а Эйдан устроилась на кушетке у окна и погрузилась в признания юного Каллена Глина, адресованные женщине, которую он любил и потерял.
Когда Эйдан дочитала последнее письмо, глаза ее увлажнились. Каково это было – любить кого-то так сильно и потом всю оставшуюся жизнь прожить с ощущением утраты?
Каллен изливал свои чувства на страницах писем, пока не опустошил свое сердце. Но все же он по-прежнему не отказывался от поисков своей Мойры. Среди документов было множество запросов, касающихся иммигрантов из Ирландии по фамилии Фитцгиббон. В толстой папке, содержащей сведения, собранные частным сыскным агентством в Нью-Йорке, хранились сведения о всех Фитцгиббонах, попавших в страну легально и нелегально. Наконец в последней папке она нашла местную газету с некрологом ее матери.
Поиски, длившиеся всю жизнь, закончились смертью.
Эйдан встала, расправляя затекшие мышцы. В это время в дверь постучали.
За порогом стояла Чарити, уже поднявшая руку, чтобы постучать снова.
– Я думала, вы задремали, – улыбнулась она. – Меня прислала за вами Бриджет. Лаборант дожидается в библиотеке, чтобы провести тест.
– Спасибо, Чарити. – Эйдан спустилась вслед за ней по лестнице, снова отметив про себя, что все в этом доме знали о происходящем. Здесь не было никаких секретов.
Она остановилась на пороге. Каллен сидел за письменным столом. Росс и, видимо, лаборант беседовали у окна.
Все они взглянули на нее.
Каллен встал из-за стола и встал с ней рядом. Ей показалось, что он будто хотел защитить ее от чего-то.
– Простейший анализ, какой мне когда-либо делали, – усмехнулся он. – Поскребли мне щеку трижды – на всякий случай – и конец делу.
Он повернулся к молодому человеку в резиновых перчатках.
– Патрик, это Эйдан О’Мара. Эйдан, Патрик – лаборант из больницы Святого Брендана. Он проведет тест.
– Мисс О’Мара! – Молодой человек протянул ей длинную пластиковую палочку с чем-то напоминающим крошечную расческу на кончике. – Пожалуйста, поскребите ею во рту с минуту, а потом опустите ее в эту пробирку.
– Поскрести? Я думала, ее нужно просто приложить.
– Это одно и то же.
Эйдан выполнила его указания и увидела, что крошечная щеточка легко отделилась от пластикового держателя, когда она опустила его в пробирку.
– А теперь еще раз, – сказал он, подавая ей вторую пластиковую палочку.
Эйдин провела крошечной щеточкой по другой стороне рта и опустила ее в новую пробирку.
Лаборант проделал с пробиркой ту же процедуру и вручил ей третью палочку.
Когда тест был закончен, молодой человек обратился к Каллену:
– Вы получите результаты с курьером в течение двух дней, мистер Глин, может быть, раньше. Как вы и просили, мы проводим этот тест в первоочередном порядке.
– Благодарю вас, Патрик.
Когда он ушел, Эйдан прижала руку к груди, изумляясь бушевавшим в ней чувствам. Казалось бы, она должна была испытывать облегчение. Решение теперь было в умелых, профессионально действующих руках. Так или иначе и она, и Каллен скоро узнают правду.
