Заставь меня остановиться
Глава 24
Стоило за почти двадцать два года впервые в жизни сесть в автобус из-за нехватки денег, как до меня дошли несколько неутешительных открытий. В автобусе, судя по моему мокрому лбу и прилипающим к сиденью ногам, нет кондиционера, здесь дурно пахнет и много людей, несмотря на выходной. Ах, да, еще Лукьянов совершенно точно принимает меня за легкодоступную девку, и, к сожалению, я в него влюбилась. Последнее осознавать особенно трудно.
Он мне не нравится, но я в него похоже действительно влюбилась… Бред, но факт. Сколько бы я ни прокручивала события с момента нашего знакомства, так и не поняла, когда меня торкнуло. С уверенностью могу сказать, что Лукьянов – худший кандидат для статуса «втрескалась».
Забавно, в детстве я думала, что хуже, чем влюбиться во взрослого мужчину, который по совместительству был и есть моим сводным братом, быть ничего не может. Это сейчас мне смешно, а тогда было – нет. Затем был Егор, «чувства» к которому были продиктованы его полным равнодушием в мою сторону. Да, сейчас я точно могу это признать. Я профукала три года из-за того, что меня тупо бесил факт, что на меня не обращают внимания. И вот кандидат номер три – Лукьянов. Мда… что-то не везет мне на этом фронте.
К гадалке не ходи – максимум, что меня ждет с этим говнюком – прощание со статусом перезрелой девственницы и, возможно, несколько недель изучения различных поверхностей в его доме. А может и в больнице, если этот гад поставит мне неуд. Не хочу я так. Как бы абсурдно и смешно ни звучало – я любви хочу. Хотя бы наполовину как у родителей. А хорошо бы по полной, чтобы меня любили так же, как папа маму. И заботились. Хотя, надо признать, секс я тоже хочу попробовать. Но точно не так. Красиво хочу. И романтично. Представляю, что бы на это сказала Лиля.
Боже, какая я дура… романтично! Да максимум, что может подарить Лукьянов – это подорожник на отбитую коленку, ну или одуванчик непременно с какой-нибудь живностью. Про нормальное общение я уже вообще молчу. Он, наверное, и не умеет красиво общаться с женщинами. Хотя нет, с теткой из магазина он был милым. А Ника? Кто это вообще такая? Сестра. Теоретически ведь так может быть? Может, только подсознание подсказывает, что это его девушка. Перевожу взгляд на вибрирующий в руках мобильник и застываю. Номер незнакомый.
15:36
«Только посмей завтра не прийти в больницу. Не искушай судьбу»
Из меня вырывается смешок, когда я осознаю не только кто отправитель, но и то, что ни завтра, ни послезавтра в больнице я не появлюсь. Чертов всезнайка. Откидываю голову на сиденье и пытаюсь унести мысли в совершенно другое русло. Беда в том, что так или иначе они возвращаются к Лукьянову, только теперь уже к его имени. Богдан… Богом данный. За какие только грехи? Я вроде так не грешила.
Закрываю глаза и перед ними тут же проносятся картинки недавних событий, да так живо, что лицо моментально вспыхивает краской. Как я посмотрю ему в глаза пусть и через неделю? Стыдно от того, что я сама присосалась к нему как пиявка. Спасибо хоть, что первым начал он. Неосознанно провожу пальцами по губам, и сама того не ожидая, начинаю лыбиться как дурочка. Неприятное занятие оказалось очень даже приятным. Достаю из сумочки зеркальце и замираю. Вот тебе и принцесса. Тональник почти стерся, то ли от жары, то ли от активных недавних действий, да так, что синяк вполне себе заметен. А губы! Губы выглядят так, как будто я их увеличила! Писец! Вынимаю салфетки и начинаю протирать лицо. Пофиг, с синяком даже лучше, так справка мне будет обеспечена намного быстрее. Увлекшись протиранием своего лица, чуть не пропустила нужную мне остановку. В итоге выбежала из автобуса в последний момент. И хоть в чем-то мне сегодня повезло, судя по машине, стоящей возле клиники, мой брат на месте. Кивнула администратору, осмотревшей меня с ног до головы, и поковыляла к кабинету брата. Правда, встретила его на полпути.
– Матка Боска, ты снова взялась за воровство тортов и тебя-таки поймали?
– И тебе привет, Марк. Вообще не смешно. Мне нужна твоя помощь, – нехотя произношу я.
– Ну, пойдем. Кто тебя так приложил?
– Никто. С мячом на пляже играли, а мне в морду попало.
– Будем считать, что пока я тебе поверил. Проходи, – пропускает меня в кабинет первой. Взгляд тут же падает на малышей, зафиксированных к детским стульчикам с помощью… маек.
– Если бы ты жил в Америке, тебя бы уже посадили за жестокое обращение с детьми, плюс оставление их в опасности. Тебе бы грозил реальный срок, – тяну руки к своей племяннице, но мне тут же прилетает от Марка по ладони.
– Не трогай, ты видишь, что она увлечена? Зафиксированный ребенок – безопасный ребенок. Для меня и для себя. И вообще – не учи ученого.
– Она ест игрушку.
– У нее режутся зубки. Не съест. Не отвлекай ее, пока молчит. И вообще, сядь. Кстати, денег не дам, – разводит руки в стороны, едва скрывая улыбку. – Мне строго-настрого запретили с тобой делиться шуршащими бумажками.
– Можешь на карту перевести и шелестеть ничего не будет. А вообще я не за деньгами. С таким фейсом я не могу появляться на практике. Мне нужна на недельку справка. Только, чтобы в ней была не твоя фамилия. Сделаешь?
– Сделаю. Но, конечно, не просто так. За тобой одна суббота и воскресенье с двойняшками, когда я захочу.
– Хорошо. Только про фамилию, пожалуйста, не забудь.
– Я не страдаю провалами в памяти. Так кто тебя разукрасил?
– Мяч. Правда. Я просто ворон считала, вот мне и прилетело. А твоя жена в курсе, что ты так… фиксируешь детей?
– Она даже в курсе того, что я надеваю на их коленки специальные насадки, похожие на половую тряпку и они моют, и полирует нам пол.
– Круто. Ну ладно, я тогда пойду.
– Подожди, – открывает ящик и кидает мне тюбик с мазью, который я еле-еле успеваю поймать.
– Так быстрее пройдет.
– Спасибо.
– Стой, – останавливает меня у самой двери. – Держи, – протягивает мне деньги.