Притворись моим
Медленно оседаю по стеночке на пол и зажимаю ладонью рот.
Марк женится...
Марк скоро женится! Он женится... — набатом стучит в голове. И от каждого удара я ощущаю нестерпимую физическую боль. В сердце, душе, животе...
Нет, я знала, что у него есть девушка, и даже знала, что когда-то он уже собирался на ней жениться, но одно дело просто знать о том, что было когда-то, и совсем другое, когда уже точно...
Он никогда не любил меня. Сейчас это стало окончательно очевидным.
Никогда не любил! Ни когда целовал меня, ни когда шептал нежные слова, ни когда делал нашего ребёнка... Я была для него живой игрушкой, только и всего.
— Златка! Тебе плохо? Эй, ты чего? — Кристина убирает с моего зарёванного лица волосы и аккуратно тянет за локоть, помогая подняться. — Ты что, в обморок упала, что ли? Может, "скорую" вызвать?
Я не слышала, как открылись двери, не слышала, как в лифт вошла Кристина...
— Нет, всё нормально... — выдавливаю очевидную ложь.
— Да какое «нормально»! Ты в слезах вся! С ребёнком что-то? — суетится Кристина, ведя меня под руку по коридору к подсобке. — Слушай, иди домой, а? Я всё за тебя уберу. Не нравишься ты мне.
— Да, наверное... Я подумаю, — ворочаю онемевшим языком, ощущая дикое головокружение. Войдя внутрь подсобки, опускаюсь на крошечный диван и приваливаюсь к жёсткой спинке. — Можно мне воды?
— Да, сейчас, секунду! — суетится Кристина, хватая чайник. — Блин, пустой. И воды в кулере нет... Я сейчас, подожди, из автомата принесу, — и выбегает из подсобки, оставляя меня одну.
Одна. Абсолютно одна. С крошечным ребёнком в животе...
Может, это глупо и инфантильно, но я как последняя дура до последнего лелеяла надежду, что когда-нибудь мы встретимся с Марком в стенах "Адмирала", или на парковке, или просто на улице, он увидит мой живот и всё поймёт. Попросит прощения, и мы будем вместе. Ведь любовь не проходит по щелчку пальцев...
Глупо, да, но кто мог запретить мне мечтать?! А теперь на эти мечты я не имею права, потому что совсем скоро он станет чужим мужем.
Сейчас я понимаю, почему не уходила отсюда до сих пор – я надеялась, а теперь моя надежда убита и похоронена под обломками несбывшихся фантазий. Здравствуй, жестокая реальность. Давно было пора спуститься с небес на землю.
— Кострова, что с тобой? Кристина передала мне... Что это ты делаешь? — застыла в дверях Лидия Сергеевна, наблюдая, как я методично перекладываю вещи из своего шкафчика в раскрытую спортивную сумку.
— Я хочу уволиться, — вышло на удивление холодно и уверенно.
— Уволиться? Прямо сейчас?
— Да, простите, если подвела. Но у меня возникли кое-какие обстоятельства.
Вещей скопилось совсем мало – пара комплектов сменной одежды и обуви, кое-что из косметики и подаренная на прошлый день рождения Немоляевой кружка. Практически полтора года жизни уместились бы и в крошечный пакет.
— Ничего не понимаю, какое увольнение? Тебе до декрета осталось совсем чуть-чуть, — на столик опускается пластиковый стакан с уже никому не нужной водой.
— Лидия Сергеевна, простите, но я всё решила и не передумаю, — захлопываю дверцу шкафчика и смотрю на свою уже практически бывшую начальницу с долей тоски. Всё-таки какой бы она ни была строгой, но узнав, что я беременна, вдвое уменьшила мне нагрузку, причём зарплату оставив прежней. — Мне тяжело, — оправдываюсь, — я ничего не успеваю, мне учиться надо, а я дико не высыпаюсь...
— Вот что, Кострова, езжай сейчас домой, отдохни и хорошо обо всём подумай, ладно? Только без глупостей! — Лидия Сергеевна подходит ближе и неожиданно кладёт руки на мои плечи. Тепло так, совсем по-матерински. — Когда-то и я была на твоём месте: тоже без памяти влюбилась не в того человека. Думала, что это взаимно и навсегда. А потом мы с ним расстались, и через пять месяцев родился мой Вадька.
— То есть вы... — округляю глаза, — вы всё знаете?..
Не разжимая объятий, Лидия Сергеевна немного отстраняется и смотрит на меня с полуулыбкой:
— Я больше полувека прожила, меня не обманешь. Да и видела я вас вместе... Ничего, жизнь – она длинная, Злата, всех рассудит и расставит всё на свои места.
— Что мне делать, Лидия Сергеевна? Он... Марк скоро женится, — хлюпаю носом, всё-таки дав снова волю слезам. — Он женится, понимаете? Как будто и не было совсем ничего! Разве такое может быть, Лидия Сергеевна? Чтобы вот так, без объяснений...
— Всякое может быть. Мир более жесток, чем бы нам того хотелось. И люди тоже более жестоки, — гладит меня по плечу, а взгляд хоть и тёплый, но такой далёкий, словно она сама перенеслась воспоминаниями в собственное не сложившееся прошлое. — Марк Львович знает про ребёнка?
Отрицательно машу головой, размазывая по щекам слёзы.
— Я сначала хотела сказать, затем передумала, а потом вот узнала, что Марк...
— Ладно, что уж теперь, — Лидия Сергеевна возвращает внимание мне, и взгляд её приобретает прежнюю холодную уверенность. — Плакать из-за мужчины не стоит, вот он, — кивает на мой живот, — теперь твой смысл жизни. Ради него ты должна быть сильной и шагать дальше. И с работы уходить не нужно.
— Нет, простите, я тут не смогу, нет... — снова судорожно машу головой. — Я лучше, не знаю, к матери в деревню обратно уеду!
— У тебя же с матерью, вроде бы, отношения сложные.
— Сложные, да. Но лучше даже там, чем здесь. А откуда вы об этом... — поднимаю на неё полный непонимания взгляд.
— Ты забыла, где работаешь? — непривычно мягкая улыбка трогает вечно суровое лицо. — Здесь все всё друг про друга знают.
— А про то, что Марк?..
— Нет, никто. По крайней мере, я не слышала. А слышу я, поверь, много, — отпустив наконец мои плечи, начальница отходит на пару шагов назад, поправляя несуществующие складки на идеально выглаженной строгой юбке. — А если не к матери, то куда?
— Пока не знаю, — честно признаюсь, застёгивая молнию сумки. — Из квартиры придётся, наверное, съехать, платить скоро мне станет нечем. У меня есть кое-какие сбережения, но я откладывала их на ребёнка... Не знаю. Может, пол пойду на заводе или в кафе каком-нибудь мыть, живот пока небольшой, мешать не будет.
