Заставь меня остановиться
– Черт, поаккуратнее можно?! – возмущенно бросает Егор, как только Лукьянов возвращается к обработке его брови.
– Не скули, не девка. И в клинику все равно придется ехать. Голову твою неясную просветить.
– Нике будешь указывать, что делать, а мне это на хрен не сдалось. Я сам знаю, что мне нужно, а что нет.
– Егор, прекрати. Тебе и вправду надо сделать снимки, – принимаю какую-то жалкую попытку его приструнить.
Дабы отвлечься, начинаю блуждать по кухне взглядом и первое, что я замечаю на столе – бутылку с виски и стакан, на дне которого остатки алкоголя. Судя по количеству напитка в бутылке, выпил Лукьянов немного. Однако – пил. И, наверное, продолжил бы это делать, если бы не мой звонок.
– Не хочешь заштопать Егора, а, Аня? – перевожу взгляд на Лукьянова, прожигающего во мне дыру.
– Я не умею, – честно отвечаю я.
– Я – тоже, – улыбаясь, произносит он. – Егор, быть тебе со шрамом, но девочки сие любят.
– Переживу.
А вот дальше произошло что-то из разряда ненормального. Стоило только Лукьянову начать обрабатывать рану, как меня повело. Сердце забарабанило так, словно я пробежала три километра без передышки. А когда он стал зашивать бровь Егора, во мне реально что-то перещелкнуло и мозг тупо расплавился. Я – больная на голову. Вместо того, чтобы думать о состоянии Юсупова, я пялюсь, нет, не так, я тащусь от того, как ловко мой мучитель зашивает бровь Егора. Смотрю на его уверенные движения и таю как мороженое на солнце. Боже, я конченая мерзавка. Как можно так встрять?! Закрываю глаза и пытаюсь избавиться от свалившегося наваждения, только беда в том, что тело живет своей жизнью и взгляд так и тянется к рукам Лукьянова. Ну нет в нем ничего такого! Он меня унижал и унижает. А ногти?! В конце концов, вспомни, Озерова, что по его прихоти пришлось сделать со своими ногтями. Блин, ну какого лешего меня так ведет?! Закусываю до боли губу и шумно вдыхаю, пытаясь прийти в себя.
– Ближайший туалет слева от кухни.
– Что? – растерянно бормочу я, смотря на Лукьянова.
– Облегчиться можно там, Аня. На моем стуле испражняться не надо, – с усмешкой добавляет он, вызывая во мне желание избить его со всей силы.
– Я ничего такого не делаю, – зло бросаю я и перевожу взгляд на, как ни странно, улыбающегося Егора.
– А ощущение, что ты еле сдерживаешься.
– Это она за меня переживает, – с улыбкой произносит Егор, подмигивая мне опухшим глазом. Мда… и тем не менее комментарий Егора привел меня в относительное чувство и больше ни на чьи руки я не пялилась.
– Ну все, готово. Пойдем в ванную, тебе надо умыться и одеться. Полежишь полчаса, потом поедем в клинику. А ты, Аня, сиди здесь. Я сейчас приду, – Лукьянов в этот момент помогает привстать Егору.
Провожаю их взглядом и понимаю, что все. Надо заканчивать со всем этим. Буду полной мерзавкой, но завтра же все скажу Юсупову. Нельзя мне больше здесь появляться. Просто нельзя. И больничный возьму завтра же.
– Знаешь кто ты, Аня? – поднимаю взгляд на вошедшего Лукьянова.
– Не знаю, но представляю.
– Не представляешь, – подходит к раковине и начинает мыть руки. А затем резко поворачивается ко мне и впивается взглядом. Становится не по себе. Так не по себе, что я начинаю оправдываться.
– Это могло случиться, где угодно и с кем угодно. Я никого не провоцировала, ясно?
– Ясно, – хмыкая, произносит он, промакивая руки бумажным полотенцем. Подходит ко мне и садится на стул напротив меня. Кладет мою ногу к себе на колено и без церемоний начинает доставать остатки стекла. – Редиска ты не прополотая, Аня, – неожиданно произносит он, вызывая во мне что-то наподобие ступора. – Кстати, я тебе говорил, что платье на тебе сегодня просто ужасное?
– Да. Только что, – как можно спокойнее произношу я, а самой хочется банально расплакаться. Козел! А ведь я была уверена на сто процентов, что ему понравится. Все закрыто. Мило. Прилично, в конце концов.
– Ну так повторяю. Платье просто ужасное. Это даже хуже, чем бабки в деревнях одеваются. Ты о чем вообще думала, когда его надевала?
– О том, что оно должно вам понравиться, – не задумываясь, честно отвечаю я.
– Мне не нравится. В таком только в гроб ложиться. Можешь смело его снять и использоваться вместо тряпки для мытья пола.
– Вам бы только пол помыть, – закатываю глаза.
– Женщина так-то для этого и нужна.
– Попахивает чем-то, вам не кажется?
– Я бы, конечно, мог сказать, что тебе надо помыть ноги и сделать педикюр, но ноги у тебя пахнут хорошо, ногти тоже в хорошем состоянии. В общем, не вонючие. А тебе чем-то попахивает, Анна?
– Да. Домостроем головного мозга. Теперь понятно почему у вас нет жены, – не знаю, как из меня это вырвалось. Однако на мой комментарий Лукьянов лишь усмехается. Я бы сказала, не зло.
– Не стесняйся, снимай платье. Я потерплю тебя в белье.
– Да что вы? Прям потерпите?!
– Потерплю, что ж делать. Лучше в белье, чем в этом монашеском убожестве, – брезгливо обводит меня взглядом.
– А я без белья, – с вызовом бросаю я, пытаясь уловить эмоции на его лице.
– Таки сгрызла моль. Кстати, надо тебе тоже голову просветить. Сильно шарахнули? – приподнимает мою ногу чуть выше, всматриваясь в место прокола.
– Не помню, – прикладываю руку к затылку. – Вроде не болит.
– Да было бы чему там болеть.
– Вы решили словесно отыграться за двухнедельное молчание?
– Разве? А я молчал?!
– Почти. Вы были просто нормальным.
– Большое упущение с моей стороны. Оставшееся время твоей практики я наверстаю ненормальность.
– Ну, неделю я уж как-нибудь потерплю.
– Неделю? – переводит взгляд на мое лицо.
– Вообще-то да, осталась неделя.
– Я тебе неуд поставлю. Будешь ходить еще месяц.
– Шутите?!
– Не знаю. Время покажет, – тихо произносит он, едва заметно улыбаясь. Тянется к аптечке и, достав большой пластырь, наклеивает мне на ступню. И вроде бы все – нога обработана, а убирать ее не хочется. Собственно, Лукьянов и сам не спешит это делать. Молчит, положив ладонь мне на щиколотку. В какой-то момент здравая часть меня все же проснулась.
