Стихийный сон
- Доктор сказал: «в морг!», значит, в морг!
- Но я еще жива!!!
- Ничего, пока доедем...
Программа «доползти до дома» выполнила недопустимую операцию, выдала перед мутнеющим взглядом белое пятно, похожее на окно предупреждения, но в какую кнопку не тыкай, результат один. Полная перезагрузка.
Осталось написать благодарность судьбе за то, что я отделалась тяжелым испугом и травмами совместимыми с жизнью. И кланяться, кланяться. В ножки судьбе за то, что кто-то не хрустел на трибуне попкорном, не всасывал в себя с противным сербаньем стакан с газировкой через соломинку, не дудел в вувузел, чтобы поддержать любимую команду органов, собранных в кучку и названных Лесей, с досадой глядя на внештатную ситуацию.
Что-то мне дурно...
В голове творился страшный кавардак, в котором найти хоть одну здравую мысль не смог бы даже профессиональный детектив. Я ощущала себя котом, который прокатился в центрифуге на полных оборотах, распрощавшись не только с нервной системой и вестибулярным аппаратом, но и с восeмью жизнями.
Меня повело в сторону, и последнее, что я почувствовала, это как мое тельце стало медленно падать, но его подхватили на руки. Феникс что-то говорил, я не понимала, соглашаясь со всем неоднозначным мычанием. Как абонент я была уже не абонентом. Все!
Очнувшись дома под своим одеялом, я понимала, что досталось мне крепко. На подушке была кровь, прикосновение к носу вызывало боль, руки, которыми я прикрывала голову от ударов, были покрыты синяками. Ноги тоже.
Особенно дико болела правая, поэтому ее пришлось подволакивать. Скрючившись, как Квазимодо, я ползла в туалет, не имея возможности разогнуться. «Боль... Же то но конти вере ... и что-то там еще», - грустно пропела я, чтобы осознать тот факт, что еще живая.
Когда я пою эту песню, где-то во Франции объявляют траурную минуту молчания, а потом спохватываются и требуют награду за мою голову. Полное незнание французского не мешает мне не только любить французскую музыку, но еще и петь французские песни, вкладывая в них свой личный ассоциативный смысл.
Особенно классно у меня получается в ванной, когда я страдаю от насморка. «Пардоне муа! Турум-тум-тум-тум! Пардоне муа! Хрю-хрю-хрю-хрю-хрю! Кхе!». И куда там французским певицам с французским прононсом до меня с сопливым носом и легкой хрипотцой больного горла.
Ничего, не смертельно. У меня была хорошая школа жизни, в которой на переменах я научилась куда большему, чем на уроках. Еще бы! Встречают по одежде, которой меня снабжали бабушкины знакомые по принципу: «На тебе, Леся, все, что налезет!».
Несуразные растянутые кофты, которые явно сняли с швабры уборщицы, юбки, которые не только не вышли из моды, но даже туда не входили, старенькие пальтишки с зашитыми карманами и оторванными пуговицами - вот весь мой детский гардероб.
После школы меня обнюхивали с подозрительностью собаки, боясь учуять запах сигарет или духов. Бабушка искренне пыталась отрезать все пути к мужским сердцам, пряча от меня свою косметичку и одевая так, что даже огородное пугало смотрело на меня с презрением.
Меня боялись выпускать на улицу, словно за дверью меня ждали парочка драгдиллеров и десяток педофилов с робким вопросом: «А Леся когда выйдет?». Моя бабушка свято верила, что стоит отвернуться, как я приду домой счастливая, пьяная и беременная.
На секунду я посмотрела по сторонам, бросила стыдливый взгляд на свои ноги в съехавших полосатых носочках, а потом полезла в шкафчик, который открывался с таким звуком, от которого наложил бы тонны инфернальных стройматериалов на новый замок любой уважающий себя призрак. Хорошо, что я запаслась заранее средствами гигиены, а то потом пришлось бы сидеть на форуме профессиональных убийц, уничтожающих кровавых улики с диванов, матрасов и кресел.
Меня замутило, но я сделала над собой усилие, доползла до кровати и рухнула на нее, со стоном заползая под одеяло, теряя на ходу носок. И снова "здрасте".
С меня стягивали одежду, переживая при виде каждого синяка, а потом дали отхлебнуть какой-то кислятины, да такой, что глаза встретились на переносице, посмотрели друг на друга, ужаснулись и разошлись. Боль начала проходить.
Наступило облегчение и слабость до состояния «поднимите мне веки». Я проверила языком зубы, поскольку улыбаться миру пятью своими и двадцатью золотыми мне бы не хотелось. «Девушка! А почему вы такая грустная?». Если я улыбнусь «пещерой Алладина», у любого мужика упадет все, включая настроение, при виде моей сокровищницы. Но зато он будет знать, что я - девушка с приданым. Ыыыы!
- Рыжик, ты живой? - меня осторожно погладили по щеке мокрой тряпкой. Тряпка переместилась в сторону шеи и груди, старательно и бережно вытирая кровь.
- Ммммм... - простонала я, чувствуя, как боль проходит, синяки медленно исчезают, а ребра наконец-то разрешают мне сделать глубокий вдох. Тряпка намокала, а потом снова скользила по мне. Она дошла до моих ног, тщательно их вытерла, а потом замерла, капая водой на пол. Кап-кап.
- Рыжик.... Рыжик... - услышала, чувствуя, как меня приподнимают, - Потерпи... Я прошу тебя... Потерпи немного...
Все настолько серьезно? Мне завещание писать сейчас? Или можно устно распорядиться своим скромным имуществом? А если я хочу, чтобы мое имущество похоронили вместе со мной? Почему фараонам можно, а мне нельзя? Пусть несут меня и проклинают тот день, когда я купила холодильник...
