Притворись моим
***
— Офигеть! Вот тебе и приплыли! Дороманились! — причитает Немоляева, что-то там колдуя с чайником и заваркой.
Я сижу за кухонным столом, смотря в одну точку, выбрав целью практически пустую прозрачную солонку.
Я беременна.
Беременна от Марка.
— И хоть я и без твоего теста это знала, но одно дело просто знать, а другое – видеть подтверждение, — ставит передо мной полную кружку дымящегося чая. — Жесть, конечно. Ну ничего, Злат, аборт – это неприятно, но не смертельно. Я два раза делала, в старших классах ещё, и ничего.
— Аборт? — поднимаю на подругу ошарашенные глаза.
— А ты не знала, что ли? Ну, да, было дело.
— Нет, ты что, мне аборт сделать предлагаешь? — я не могу поверить своим ушам.
— А ты что, рожать собралась? — взгляд недобрый, прищуренный. — Только не говори, что собралась!
— Конечно! Это же мой ребёнок!
— Ты совсем дура или как? Ты хоть понимаешь, что несёшь? — повышает тон. — Тебе двадцать лет: ни мужика, ни кола ни двора, работаешь горничной, и ещё целый год учиться! Какой тебе ребёнок? Головой своей хоть иногда думай!
— Исключено. Я... что-нибудь решу. Не знаю, может, устроюсь на какую-нибудь другую работу. Где платят лучше.
— Ага, прям беременных студенток везде ждут с распростёртыми! Ты с какой луны свалилась?
— Ну, у меня мама есть... бабушка.
— Мама? — лицо Светки озаряет ехидная улыбка. — Насколько я помню, мама твоя, уж прости, не от мира сего. Она тебя в проститутки из-за простого поцелуя записала, а тут беременность не пойми от кого!
— Отец этого ребёнка – Марк, и тебе прекрасно это известно, — цежу сквозь зубы и неосознанно прикладываю ладони к пока ещё плоскому животу. — Я найду возможность с ним встретиться.
— С кем? — Светка застывает с чайной ложкой в руках.
— С Марком. Он отец и должен знать.
Ложка плюхается в чай, обдав стол тёмными каплями.
— Нет, ты точно умом тронулась! Снова здорово! Месяц, считай, эту дурь из башки своей выбить не могла, наконец-то опомнилась, и нате вам – опять искать побежит. Да ему ни ты, ни твой ребёнок сто лет не сдались! Он про тебя уже забыл давно и кувыркается со своей Дариной, — проговорив всё это с какой-то чересчур яркой агрессией, подаётся вперёд и вкрадчиво так: — Или ты думаешь, что у него совесть проснётся, он бросит её и женится на тебе? Или деньгами помогать будет?
— Мне не нужны его деньги. Но просто...
— Что просто? Вот что – просто?! Не позорься, Кострова! Ну, есть в тебе хоть капля женской гордости? — в тоне её голоса откровенные ноты укора. — Сделай аборт и живи себе спокойно. Найдёшь потом нормального парня, замуж выйдешь. А с прицепом, знаешь ли, ой как трудно потом личную жизнь устроить.
— Ребёнок не прицеп! И мне никто не нужен! Ни Марк, ни кто-то другой.
— А теперь вспомни историю своей матери, — намеренно давит на больное. — Легко ей было без сбежавшего отца тебя поднимать? Вон, свихнулась даже на этой почве.
— Моя мама – нормальная! — видит Бог, ещё одно слово... Да, Немоляева грубиянка с языком без костей, но меру знать нужно.
Я согласна, что нашу семью не назовёшь идеальной, как и отношения внутри неё. Может, моя мама где-то перегибает, но она моя мать, и другой у меня нет!
А если бы она тогда сделала аборт, меня бы сейчас просто не было! Разве я могу лишить человека, у которого уже наверняка бьётся сердце, права на жизнь? Я же не Господь Бог!
К тому же разве женщины не предназначены для того, чтобы рожать детей от любимых мужчин? Пусть даже от мужчин, которые им не принадлежат...
Беременность – это истинное счастье. Да, счастье! Но почему же так больно и горько... Нет, не от того, что я стану матерью-одиночкой, а от того, что ребёнок не будет знать отцовской любви. Сама росла так, знаю не понаслышке.
— Брось ты, Злат, не бросайся пока громкими словами, — уже спокойно вещает Светка. — Подумай хорошенько. Время у тебя наверняка есть, эти дела до двенадцати недель решаются, а у тебя там наверняка не столько.
— У меня задержка пять недель.
— Пять недель? — Немоляева присвистнула и уставилась на мой живот. — А чего раньше молчала?
— Не знаю. У меня и раньше такое довольно часто случалось, не придала должного значения. Да и что уж – последний месяц был для меня очень трудным, ни до чего было... К тому же кроме задержки меня совсем ничего не беспокоило. Вот до этой недели, — тоже опускаю глаза на свой живот. — Да и неважно, какой там срок, аборт я всё равно делать не буду.
— Ну и дура! Потом сильно пожалеешь. А если мажора своего отыщешь – дура будешь вдвойне! — в сердцах выплюнула Немоляева и даже из-за стола поднялась, так и не допив свой чай.
Понятия не имею, чего вдруг она так разволновалась, будто ей этого малыша на ноги одной поднимать. Да и вообще, разве хорошая подруга посоветует убить ребёнка? В голове не укладывается!
Не знаю почему, но у меня нет какой-то дикой паники, только осознание, что совсем скоро моя жизнь кардинально изменится.
С ума сойти, я стану мамой! Наш с Марком ребёнок... Был бы он рад этой новости, если бы мы сейчас были вместе? Мы никогда не говорили с ним о детях, не успели... Мы вообще о многом не успели поговорить. А теперь он с другой... а наш сын – а я уверена, что это мальчик – будет расти без отца. В лучшем случае с молодой одинокой матерью, а в худшем – ещё и с помешанной на религии бабкой... Четыре года назад я убежала из этого ада – и всё ради чего? Чтобы снова потом окунуться в это всё и окунуть своего ни в чём не повинного малыша?
А Марк... Есть ли действительно смысл его искать?
Он не искал меня целый месяц, не дал как-то о себе знать. Да он даже трубку не брал с неизвестных номеров. А я ведь звонила! Я не нужна ему, это так очевидно... Мы не нужны.
Какой смысл искать того, кто не хочет, чтобы его нашли? Чтобы унизить себя ещё больше?
Пора уже снимать эти чёртовы розовые очки. В носу защекотало, и слёзы полились сами собой. Нескончаемым потоком. Уронив голову на сложенные на столе руки, я позволила себе эту маленькую слабость, пообещав, что это точно в последний раз.
