Волчонок для Избранной
В черных глазах Саманты полыхало пламя, и Френсис, посмотрев на ситуацию с ее стороны, ужаснулся. Она была права, сто раз права насчет Серафимы. И в то же время совершала страшную ошибку, от которой ему было невероятно горько и обидно. Как будто Саманта не просто надавала пощечин, нет, плюнула ему в лицо, растоптав то хрупкое, робкое, нежное чувство, что зарождалось между ними! Она не поверила, не разобралась, пустила в душу гадкие сомнения, с самого начала не давая и шанса.
– Подожди, мы же…
– Нас нет! – в бешенстве вскричала Саманта. – Нет никаких «мы»! Есть только ты и я! Отпусти меня, наконец!
Френсис поспешно разжал руки, словно ожегшись о ее кожу. Щеки Саманты пылали. К ним хотелось прикоснуться. Остудить этот невыносимый жар прохладой ладоней или хотя бы легонько провести тыльной стороной руки, даря невесомую ласку… Но между Френсисом и Самантой уже встала стена.
«Она ведь не понимает, что Серафима, скорее всего, мертва! Иначе не перестала бы мне писать. А нашего сына не было бы в Междумирье. Да и пути назад, к невесте, у меня все равно уже не осталось бы, – подумал он. – С того самого момента, как я выбрал Волков и ради антидота предал «Миротворцев». Когда я стал предателем уже дважды».
А правда рвалась с пересохших губ. Ее нужно было произнести, пока эта стена недоверия не разрушила все.
– Я должен тебе сказать. А точнее, кое в чем признаться… – безнадежно проговорил он, понимая, что Рубикон перейден, что пути назад уже нет.
На лице Саманты застыло надменное выражение. Она стояла совсем рядом, но не прикасалась к Френсису, сложив руки на груди.
– Догадываюсь, – еще недавно млевшие в поцелуе губы сложились в горькую усмешку. – Ты совершил ошибку и хочешь попросить меня забыть обо всем. Сделать вид, будто ничего и не было. Без проблем, Рэн…
– Да замолчи ты, ежик!
– Что?! – глаза Саманты расширились от изумления. – Как ты меня назвал?!
– Ты – ежик. Точно так же выставляешь свои колючки. Лучшая защита – нападение, да? Только вот я хотел поговорить совсем о другом…
– После такого оскорбительного прозвища ты меня больше ничем не удивишь, – криво улыбнулась, смягчившись, Саманта.
В ее глазах против воли засветился огонек надежды. Френсис больно прикусил губу, понимая, что следующие слова погасят его. Вырвут все светлое на корню. И вместо нежности, что читается в испытующем взгляде Саманты, совсем скоро появится презрение.
– Не зарекайся, – тихо, очень тихо проговорил он, закрывая глаза.
В тот же миг тонкие руки обвились вокруг его шеи, притягивая ближе.
– Ты боишься… Не бойся. Я все пойму.
– Не поймешь. Не простишь, – как в бреду, прошептал Френсис, осторожно обхватывая лицо Саманты ладонями. – Я – предатель.
Он ожидал любой реакции. Бешенства, злобы, пощечины. Ненависти, омерзения, гадливости. Но не той жалости, что засияла в кротком взоре Саманты. Не бесконечной печали, мелькнувшей в зрачках, словно вспышка сверхновой звезды.
– Ты не услышала? – почти прорычал Френсис. – Или думаешь, что я шучу?
Какая же она непредсказуемая… Тайна, которую невозможно разгадать. Не дождавшись осуждения, Френсис почувствовал, как в душе поднимается волна ожесточения. Захотелось встряхнуть Саманту, прокричать в лицо: «Предатель-предатель-предатель!» Френсис скрипнул зубами, отводя ее руки от себя. Не нужно, чтобы она прикасалась к нему, недостойному ни нежности, ни сочувствия.
– Бедный мой… – с неизбывной теплотой шепнула Саманта, и чуткие пальцы пробежались по его щеке, гладя, лаская, утешая. – Я представляю, чего тебе стоило признаться. Но наверное, держать все в себе еще страшнее?
– Да, милая, – Френсис неожиданно охрип. – Это очень страшно. Но почему ты…
Он смотрел на Саманту, не зная, чего ожидать от нее.
– Отреагировала так, а не иначе? Все очень просто, – улыбнулась она.
