Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия
Глава двадцатая
Я люблю июнь, и того, кто с любовью возделывает свой сад, июнь щедро награждает за труды. У каждого сезона и месяца своя красота, но лето – самый богатый и яркий период. Весна полна надежд, лето горделиво в своем великолепии, осень смиренна, а зима готова противостоять унынию. Весна у меня ассоциируется с распахнутыми, огромными и нежными, как у олененка, глазами. Лето – с широко расправленной, гордо выпяченной грудью. Осень – это склоненная голова и легкая ностальгическая улыбка. Зима – покрытые шрамами шишковатые колени и сжатые кулаки, готовые нанести удар.
Июнь принес новые заботы: нужно постоянно все поливать, удобрять и пропалывать не реже чем раз в неделю. А еще цветы в подвесных корзинках, розовые пионы, кремовые розы, многолетники всех цветов радуги и обширный огород, который я разбила под кухонным окном. Это начинание вызвало неподдельный интерес у тебя и детей, вы последовали моему примеру и посадили огненно-красную фасоль, простую фасоль, морковь, брюссельскую капусту и кабачки. Мы соревнуемся, у кого раньше откроются занавески и кто раньше выйдет «в поле». Так и работаем, я у себя на участке, ты у себя, а Мэлони сидят на своей террасе, и он читает ей вслух – после инсульта миссис Мэлони не может не только двигаться и говорить, но и читать. Его донегольский акцент прекрасно подходит к стихам Патрика Каваны, и ветерок доносит до меня отдельные строки, пробираясь сквозь кусты жимолости. Мы с тобой можем часами трудиться, не перебросившись ни словом, но это не мешает ощущению общности. Может, только мне так кажется. Но все равно, приятное чувство. Когда я вижу, что ты пьешь воду из запотевшей бутылки, которую принес из холодильника, то вспоминаю, что и мне неплохо бы промочить горло. Когда распрямляю затекшую спину и вслух сообщаю, что пора бы сделать перерыв на ланч, ты соглашаешься, что да, самое время. Мы едим порознь, но у нас общий распорядок дня. Бывает, я сажусь на скамейку и ем на улице, например летний салат, а ты закусываешь, сидя у себя за столом, который так и стоит перед домом, и мы вроде как вместе, но в то же время не совсем. Утром и вечером мы оба приветственно машем соседу, топ-менеджеру, который арендует дом номер шесть, но он проезжает мимо нас на своей БМВ, игнорируя эти знаки внимания. Поначалу меня его пренебрежение раздражало. Теперь к раздражению примешивается жалость, потому что я точно знаю, что у него в голове. У него нет времени на нас с нашими приземленными мелкими заботами. Он слишком занят. У него в голове важные вещи. Реальные. Отвлеченные.
И момент, когда я стану такой же, все ближе и ближе. Скоро у меня собеседование. Как только Санди назвал точную дату, я стала мечтать, чтобы этот день наступил побыстрее, но вот он уже совсем близко, и мне хочется, чтобы неделя тянулась как можно дольше. Девятое июня, девятое июня, я так нервничаю, что стараюсь вовсе о нем не думать, хотя Санди не дает мне об этом забыть. Я нервничаю не потому, что не соответствую требованиям, наоборот, я уверена, что идеально им соответствую, и чем дальше, тем больше мне хочется получить эту работу. Если она мне не достанется, то я из полубезработной – востребованной, но в принудительном отпуске – перехожу в разряд классических безработных. Невостребованных и не управляющих своим будущим. Не хочу, не хочу… В каком-то смысле сейчас у меня период затишья перед бурей, но если это затишье…
– Хорошо, расскажите мне все еще раз с самого начала, миз Батлер.
– Санди, – удрученно ною я. Мы сидим у меня на кухне, и он собирается в десятый раз отрепетировать собеседование. – Вы со всеми своими протеже так делаете?
– Нет, – резко отвечает он и отводит взгляд.
– Ну и чем я заслужила подобное обращение?
Скажи мне, скажи, мне так нужно это услышать.
– Я хочу, чтобы вы получили эту работу.
– Почему? – Многозначительная пауза.
Молчит.
– У всех остальных претендентов есть работа. – Ответ наконец найден. – И вы подходите как никто.
Вздыхаю. Не этих слов я жду.
– Спасибо. А кстати, кто они, другие претенденты? Лучше, чем я?
– Вы же знаете, я не могу сказать, – улыбается он. – Да и что это меняет?
– Ну, чисто теоретически… Я могла бы им навредить. Шины проколоть, чтобы опоздали на собеседование. Подлить в шампунь синей краски, мало ли что…
Он смеется и смотрит на меня так, что у меня внутри все тает. Смотрит, будто я его одновременно и притягиваю, и сбиваю с толку.
– Да, кстати, – добавляет он, глядя, как я счищаю с тарелок остатки еды в мусорку. – Собеседование перенесли на десятое.
Я замираю и встревоженно смотрю на него. В горле спазм, в желудке паника.
– И вы только сейчас мне об этом говорите?
– Джесмин, ну подумаешь, на день позже – что вы так всполошились? – Он улыбается и трет подбородок, не сводя с меня глаз.
– Нет, я не всполошилась, я… – Не знаю, сказать ему или не стоит.
Не буду говорить. Иначе он поймет, что я до сих пор не приняла окончательного решения, и это меня пугает. Мне нужна эта работа. Мне нужно снова занять место в привычной жизненной колее.
Десятого июня Хизер уезжает с Джонатаном на остров Фота. Они едут на четыре дня. Мне остается только сидеть дома и ждать – ждать, что зазвонит телефон, что соседи постучат в дверь и скажут: вы уже знаете? Как в кино, точь-в-точь. Приходят полицейские, снимают фуражки и горестно склоняют головы. Если я в этот день пойду на собеседование, то не смогу сосредоточиться на том, что происходит у Хизер. Кому-то может показаться, что оно и к лучшему – мне будет на что отвлечься, но нет, ведь придется выключить телефон, минимум на час, и, что гораздо хуже, выключить свои внутренние сенсоры, поэтому, если что-нибудь случится, я просто не узнаю. До меня не дойдет сигнал тревоги, я не почувствую, что надо сесть за руль и немедленно мчаться в Корк. Конечно, работа важна, но Хизер неизмеримо важнее. Это не обсуждается.
– Джесмин. – Санди идет ко мне на кухню. – Что-то не так?
– Нет. – Я вру, и он знает, что я вру.
Вскоре он уходит, а я стою у кухонного стола и нервно грызу ногти. До крови.
Санди звонит девятого. Я у Хизер, помогаю ей уложить вещи, чтобы быть уверенной – она ничего не забыла, все в порядке. Он что-то подозревает, и он прав, меня терзают сомнения, и, хотя мысленно я готовлюсь к собеседованию, сама себе я верю слабо. Мне нужна работа. Мне нужно вернуться к нормальной жизни. Но Хизер. У меня сердце надрывается, я так о ней тревожусь.
– До завтра, Джесмин, – говорит Санди.
– До завтра, – отвечаю я, едва не поперхнувшись.
На следующий день я провожаю Хизер на вокзале Хьюстон, как будто она солдат, отправляющийся на войну, и в одиннадцать утра, когда я должна быть на собеседовании, от которого зависит, вернусь ли я к нормальной жизни, я сижу в поезде на Корк. В соседнем купе Хизер с Джонатаном играют в подкидного дурака. Санди делает четыре попытки дозвониться до меня, но я не беру трубку. Он меня не поймет, во всяком случае, сейчас, но я знаю, что поступаю правильно.
Напротив садится мужчина и загораживает обзор. Нет, так не годится.
Раньше я думала, что цветы, и вообще растения, честны, правдивы и открыты. Но даже они способны на подлог и обман. С другой стороны, что ж поделаешь, жить-то хочется. Взять, например, английскую росянку или венерину мухоловку. Они приманивают насекомых, изображая разлагающуюся плоть. И те с готовностью ведутся на этот мерзкий обман, за что и платят головой. Чем я хуже? Громко сморкаюсь и делаю вид, что никак не могу откашляться. Мужчина реагирует адекватно – тут же пересаживается подальше. Мне снова хорошо видно Хизер. Обман в природе вещей.
Санди звонит пятый раз. На черешках и листьях страстоцвета, он же пассифлора, есть железки, которые выделяют специальную жидкость, привлекающую муравьев. Муравьи нужны им для защиты от гусениц бабочек-геликоний, их главных естественных врагов. У некоторых видов страстоцветов есть даже наросты, имитирующие яйца этих бабочек: дескать, место уже занято, ползи дальше. Они недавно этому научились, в процессе эволюции. У меня есть подруга, которая поступает сходным образом. В баре, если к ней клеится не самый приятный мужик, она будто невзначай упоминает о своем младенце – никаких детей на самом деле у нее нет, – и он тут же сваливает. Я не беру трубку. Обман в природе вещей.
