Восемь. Знак бесконечности - Соболева Ульяна ramzena
Он знал это по себе и не желал такого для брата. Потому что Данте заботился о Чико и любил его. Да, своеобразно, жестоко, но любил, и это он его вырастил, он нянчился с ним все детство, юность и мог перегрызть глотку каждому, кто не так посмотрел на Альдо. И перегрызал. Всегда закрывал собой и защищал. Чико чувствовал эту спину. Может быть, потом, наедине оторвет ему голову, но при посторонних закроет собой.
Кто-то прислал сообщение, и Чико открыл программу, на секунду замер, а потом покрылся смертельной бледностью.
«Запомни, сученыш, в нашей игре нет бывших игроков. Ты или продолжаешь играть, или эти красочные картинки распространятся по всей сети. Как думаешь, скоро ли ты сдохнешь после того, как твой брат и копы увидят вот это?»
И на весь экран сцена грязного совокупления в подвале. Сцена, где Чико трахает одну из убитых девчонок вместе с другими парнями одновременно. Его собственное лицо, с закатившимися от порочного кайфа глазами крупным планом, как и руки, которые впились в волосы девушки, пока он толкался членом в ее рот, а другой парень брал ее сзади. На спине у девушки дорожки кокаина и Эрик нюхает порошок прямо с нее, свернув двадцатидолларовую купюру в трубочку.
Данте никогда не поверит, что Чико не при делах и что не нюхал. Он всегда говорил, что те, кто рядом с тобой отражают тебя самого.
«Всегда следи за своим окружением, Чико. Ты можешь хоть сто раз быть крутым, с железными яйцами, но если рядом с тобой презренный лох, то и ты автоматически становишься лохом. Если рядом с тобой мразь, то и ты мразь. Если рядом с тобой сильные личности, то и ты сильная личность. Запомни это на всю жизнь и окружай себя правильными людьми».
Чико захлопнул крышку ноутбука и стиснул челюсти. Он тоже с яйцами. Он все расскажет Данте сам, и, если тот открутит ему башку – значит, так Чико и надо. Заслужил. Но трусом он больше не будет. Трусов можно держать на поводке, трусами легко управлять, а братом Данте Марини управлять никто не посмеет.
«Никогда не показывай людям свой страх, Чико. Никогда. Как только они поймут, что ты боишься – ты на крючке, потому что страх – это самое мощное оружие. Это валюта, Чико. Дороже золота. С его помощью можно управлять людьми гораздо проще, чем деньгами. Потому что за деньги не купишь жизнь, Чико. И семью не купишь. Есть вещи, которые не продаются, но их можно легко потерять. Боишься – убей того, кто внушает страх. Убей, иначе станешь рабом.
Бесстрашие – это свобода, а Марини никогда не были чьими-то марионетками. Лучше сдохнуть».
* * *– Так в котором часу вы вернулись со встречи, мистер Марини?
– В семь часов вечера.
Алекс смотрел на Марини и думал о том, что ему давно не доводилось допрашивать настолько сложных типов. И сложность начиналась уже с того, что тот отказался сесть, стоял, подпирая стену плечом, засунув руки в карманы, чем уже создавал дискомфорт. Алекс сидел за своим столом и соответственно смотрел на Марини снизу-вверх. Проклятый сукин сын поставил его моментально в идиотское положение. Если встанет – значит стоит в его присутствии, что уже само по себе унижение, а сидя получалось, что Данте возвышается над ним и это уже создавало иллюзорное психологическое неравенство. Пришлось продолжать сидеть, стиснув зубы и стараясь не смотреть на собеседника, но все же улавливая его триумф. Он знает, что делает. В совершенстве владеет психологическим давлением на оппонента.
Алекс дотошно изучил досье на Марини. Скандальная репутация этого типа словно брошенный вызов – «Я хозяин этой жизни, а вы все плебеи, потому что только можете мечтать жить так, как живу я. Без правил. Трахая кого хочу, как хочу и когда хочу. Беру от жизни все, что хочу. Давайте, попробуйте составить мне конкуренцию».
И в то же время этого прожженного плейбоя окружал ореол тайны, которую так любят женщины. Они падали к его ногам пачками, штабелями, выстилали ему дорожку из голых тел, начиная с Сицилии и заканчивая Лас-Вегасом. Мрачная красота Марини действительно завораживала. Если бы он снимался в кино, то мог бы сделать неплохую карьеру на своей внешности, но Алекс прекрасно понимал, что далеко не смазливостью и не большим членом Марини проложил путь наверх. Это опасный тип, умный, хитрый, продуманный. Он подхватил империю своего отца и вознес ее до небес, и ни разу этот сукин сын не попался, хотя у Алекса имелись тысячи нераскрытых дел, к которым семейка Марини приложила руку, а точнее кинжал, пистолет, снайперскую винтовку.
– Когда вы последний раз виделись с Анной Лизой?
– На приеме около месяца назад.
– До этого вы сказали, что говорили с ней недавно.
– Говорил и виделся – это две разные вещи, мистер Заславский. Мы говорили по телефону. Я звонил Ли.
– Зачем?
Марини усмехнулся.
– Навести справки.
– О ком?
– О докторе Логинов.
Их взгляды скрестились, и Алекс увидел на дне зрачков собеседника легкий триумф. Значит, он сам не умеет скрывать свои эмоции, и для Марини Заславский предсказуем, как прогноз синоптиков на ближайшие полчаса.
– Вы спали с Анной Лизой? – давай, потеряй равновесие.
Марини этот вопрос совершенно не смутил.
– Нет. Она была не в моем вкусе.
– А я думал, что вы всеядны.
– Это имеет отношение к ее убийству? С кем я сплю и кого предпочитаю?
Сделал паузу и добавил:
– Но если вам настолько интересно, я удовлетворю ваше любопытство – последнее время я предпочитал блондинок. Маленьких, хрупких, с веснушками на переносице.
Заславский сжал карандаш, и тот сломался. Удар достиг цели.
– Поэтому вы их убивали?
– Я не убиваю женщин, я их трахаю. Иногда жестко. Но им нравится. Правда, иногда они все же кричат «я умираю», но при этом очень часто дышат.
– Может, это вы считаете, что им нравится, мистер Марини. Иногда желаемое легко выдать за действительное. Вы применяли к ним насилие? Связывали? Били? Что значит «жестко» в вашем понимании?
Никакой реакции, ни злости, ни ярости, только в уголках рта высокомерная улыбка, словно этот тип знает то, что Заславскому не дано.
– Мистер Заславский, а вам никогда не приходило в голову, что женщинам может нравиться, когда их связывают, бьют плеткой? Не приходило в голову, что они могут приползти к вам на коленях и принести в зубах хлыст, умоляя отодрать их по голой заднице?
Заславский нервно дернул головой. Перед глазами появилась картинка, где Кэтрин стоит обнаженная, на коленях, и этот чертов итальянец заносит над ней руку с хлыстом.
– Вы в полном дерьме, Марини. И вы прекрасно об этом знаете, потому что нет ни одного человека, кто подтвердил бы, что вы были сами на побережье и дышали воздухом после семи часов вечера. У вас нет алиби, Марини.
– Так же, как и у вас нет доказательств, что я убил, мистер Заславский. И мы с вами оба знаем, что через два часа я выйду отсюда, а вы останетесь ни с чем, ну или с иском, который подготовят для вас мои адвокаты.
– Ну почему вы решили, что у меня нет доказательств?
– А они есть?
Марини усмехнулся, и Алекс готов был поклясться, что ублюдку весело. Именно весело.
– Достаточно, чтобы выдвинуть обвинение и начать расследование.
– Так выдвигайте и начинайте.
И вдруг он склонился к столу, облокотившись на вытянутые руки.
– Вы ведь не только поэтому меня сюда вызвали? Личные цели? Интересы? Вмешиваете в работу собственные неудачи, мистер Заславский? Хотите знать, с кем я сплю и когда, а на самом деле просто интересуетесь лишь одной. Но вы боитесь задать эти вопросы ей, а вам так хочется в этом покопаться, узнать правду, не так ли? Понять сравнивает ли она нас, кто лучше? Понять, чем я лучше вас.
Так вот – я лучше. И дело не в сексе. Знаете, почему? Потому что я никогда бы не унизился настолько, чтобы ковыряться в грязном спальном белье своей бывшей любовницы. Потому что я себя ни с кем не сравниваю, и я отпускаю женщин, а не иду по их следу, как натасканная, лишь на одни и те же трусы, ищейка. Не стою под их окнами, не роюсь в их телефонных звонках, урнах под домом и переписке. Так кто из нас маньяк, Заславский, вы или я?
