Измена. Я тебя не отпускал!
Возвращаюсь домой в нашу с Женей комнату, когда она уже спит. Нужно было сначала разобраться со стояком. И это заняло немало времени, потому что моя милая женушка ох как раздразнила меня своим обнаженным телом.
Но трахнуть ее было бы последней глупостью, если учесть, что я кажется понял ее посыл. Чтобы получить прощение, я должен показать ей, что я не только ебливое животное, которое имеет все, что не приколочено. В том числе ее саму.
Значит будем пробовать в романтику.
Скидываю с себя лишнюю одежду. Осторожно влезаю под одеяло, стараясь не разбудить Женю. Однако с моей медвежьей грациозностью выходит херово.
— Герман, — бормочет сквозь сон.
— Я здесь, малыш, — отзываюсь тихо, бережно сгребая жену в охапку, укладывая ее голову на свое плечо.
— Я тоже… — вздыхает так тяжело, что у меня сердце разрывается, — тоже соскучилась.
Целую ее в макушку. В лоб. В кончик вздернутого носика. Чувствую, что опять начинаю заводиться. Спокойствие, Гера, только спокойствие! Ты ведь полон решимости продемонстрировать своей жене, что ты готов на любые ее условия, лишь бы она простила.
Пытаюсь вспомнить все доводы, из-за которых раньше не хотел ее, чтобы успокоиться.
Маленькая она. Но теперь этот факт больше не кажется мне серьезным препятствием. Скорее наоборот. Не удержавшись осторожно стискиваю свою миниатюрную жену в объятиях.
От моей несдержанности она снова начинает ворочаться:
— Герман, — как мне нравится слышать свое имя из ее уст, — почему не спишь?
Она слегка отстраняется. В свете ночника я вижу не непонимающий взгляд:
— Ты только вернулся с работы? — шепчет спросонок.
— Да, малыш, — глажу ее по волосам, желая, сейчас оказаться на месяц раньше, когда все это еще было реальностью.
Я бы сейчас все отдал за то, чтобы она никогда не узнала о моем предательстве. Чтобы у меня глаза на нее открылись до того, как я все испортил.
Она морщится, вроде пытаясь проснуться:
— Который сейчас час? — бормочет и утыкается прохладным носом мне в шею: — Я так ждала тебя.
И я благодарен этому ее лунатизму за возможность еще раз окунуться в ее любовь.
— Можно тебя поцеловать? — спрашиваю тихо.
Кивает, и не открывая глаз поднимает голову мне навстречу. Легко касаюсь губами ее пухлых губок.
Понимаю, что это снова нечестно по отношению к ней. Но технически — она ведь сама дала разрешение.
— Ты слишком много работаешь, — ворчит мне в губы. — Я буду жаловаться…
— Куда? — усмехаюсь.
— В профсоюз. Должен же быть у вас какой-нибудь олигархический профсоюз?
Я смеюсь, прижимая ее к себе. Какой же я дурак. Ну почему раньше не ценил этой ее болтовни ночной?
Надо было приходить к ней пораньше, чтобы ужинать вместе, и спать ложиться. Целовать ее на ночь. И слушать ее тихое сопение на своей груди.
— Иначе какой смысл зарабатывать так много денег, — продолжает рассуждать сквозь сон, — если они у тебя всю жизнь забирают? М?
— Согласен, — пользуясь моментом, целую ее еще раз. Ловлю ее ручку, целую пальчики. — Я бы сейчас все свои деньги отдал, лишь бы моя жизнь осталась при мне. Останешься?
— Конечно, — мурлыкает, утыкаясь мне в шею. — Я всегда с тобой, Гер…
— Как бы я хотел этого. Ты себе даже представить не можешь.
В моей голове будто что-то щелкает и наконец становится на свои места.
