Женская месть - Робертс Нора
Селеста убеждала себя, что ей давно следовало ко всему привыкнуть, но внезапно почувствовала, что ей необходимо выпить. Поднявшись, она подошла к бару, переделанному из французского шкафчика в стиле рококо, и достала графин с бренди.
– О какой старой вороне идет речь, Эдди?
– О Доротее Барнсуорт.
Сунув руку в свой мешочек, Адриенна вытащила серьги из того же гарнитура.
– Хороши! Тебе не кажется?
– Ах да, Доротея. Мне эти камни показались знакомыми. – Селеста предложила Адриенне рюмку бренди. – Но ведь она живет в крепости на Лонг-Айленде.
– В ее системе сигнализации есть серьезные недостатки, – сказала девушка, отхлебнув напиток. По ее жилам разлилось благословенное тепло. – Хочешь взглянуть на браслет?
– Я уже видела его на прошлой неделе на Осеннем балу.
– Это был приятный вечер. – Адриенна звякнула сережками, которые держала в руке. Она оценила каждую из них карат в десять. В ее заплечном мешке была лупа, которой пользуются ювелиры и которую она пустила в дело в кабинете Барнсуортов. Просто на всякий случай, чтобы быть уверенной, что не покидает дом в Лонг-Айленде с мешком, полным красивых стразов.
– Если дать эти побрякушки перекупщику краденого, за них можно выручить около двухсот тысяч.
– Но у нее же собаки, – буркнула Селеста, – доберманы. Их пять.
– Три, – поправила Адриенна подругу и взглянула на часы. – Я их усыпила. Селеста, дорогая, я умираю с голоду. Найдется у тебя еще банан?
– Нам надо поговорить.
– Ты будешь говорить, а я – есть.
У Селесты вырвалось только беспомощное проклятие, когда Адриенна направилась из библиотеки в кухню.
– От свежего воздуха у меня разыгрался аппетит. Боже, как холодно было на Лонг-Айленде! Меня ужасно просквозило. О, кстати, на крыше твоего дома осталось мое норковое манто. Надо не забыть забрать его оттуда.
Селеста рухнула на кухонный стул, а Адриенна невозмутимо начала производить раскопки в холодильнике.
– Эдди, сколько же это будет продолжаться?
– Что «это»? А, охотничий паштет! Как раз то, что нужно. – Она услышала вздох за спиной и подавила улыбку. – Я люблю тебя, Селеста.
– А я тебя, дорогая. Я старею. Подумай о моем сердце. Адриенна старалась удержать тарелку, которую нагрузила паштетом, виноградом и тонкими, намазанными маслом крекерами.
– У тебя самое мужественное и великодушное сердце из всех, кого я знаю. – Девушка легко коснулась щеки Селесты и почувствовала знакомый запах ее ночного крема. – Не беспокойся обо мне, дорогая. Я в своем деле профессионал.
– Знаю.
Кто стал бы это отрицать? Селеста глубоко вздохнула, внимательно изучая лицо девушки, сидевшей напротив. Принцесса Якира Адриенна, дочь короля Абду ибн Файзаля Рахмана аль-Якира и Фиби Спринг, кинозвезды, двадцатипятилетняя светская дама, благотворительница, участница многочисленных акций милосердия, излюбленная жертва и героиня газетчиков, освещавших светскую жизнь, и… взломщица.
Кто мог бы ее заподозрить? Этой мыслью Селеста тешила себя долгие годы. Адриенна с годами превратилась в очень красивую женщину. У нее была золотистая кожа, темные глаза и волосы, доставшиеся ей в наследство от отца, и четкие черты матери, только более тонкие. В ней было сочетание изящного и экзотического – стройная фигурка, делавшая ее похожей на подростка, и чеканной красоты лицо.
Когда Селеста смотрела на ее рот, она всегда испытывала укол в сердце, потому что рот ее был копией рта Фиби. А глаза… Как бы Адриенна ни желала не иметь с отцом ничего общего, это были глаза Абду – черные, миндалевидные и проницательные. От матери она унаследовала сердечность, теплоту и благородство духа. От отца – жажду власти и мстительность.
– Адриенна, теперь у тебя нет необходимости продолжать все это.
– Есть, и очень большая. Адриенна отправила в рот крекер.
– Дорогая, Фиби больше нет, и мы не можем ее вернуть.
На мгновение, всего лишь на одно мгновение с лица Адриенны слетело невозмутимое выражение, и она показалась Селесте юной и незащищенной. Потом ее глаза снова стали жесткими. Она тщательно намазывала паштет на очередной крекер.
– Знаю, Селеста. Никто не знает этого лучше меня.
– Моя дорогая. – Селеста нежно прикоснулась к плечу девушки. – Она была моим самым близким другом, как ты теперь. Я знаю, как ты с ней настрадалась, как отчаянно старалась помочь ей. Но сейчас нет нужды рисковать. Да, впрочем, и раньше не было. Ведь я всегда была рядом.
– Знаю, если бы я разрешила, ты взяла бы на себя все – счета, оплату услуг врачей и лекарства. Я никогда не забуду, что ты сделала для мамы и для меня. Без тебя она не продержалась бы столько времени.
– Она держалась ради тебя.
– Да, это правда. А то, что делала я, что делаю теперь и буду делать, – все это ради нее.
– Эдди…
Страх охватил Селесту, но испугали ее не слова, а холодный и будничный тон, которым они были произнесены.
– Эдди, но ведь прошло уже больше шестнадцати лет с тех пор, как ты оставила Якир, и пять после смерти Фиби.
– И с каждым днем этот долг возрастает. Селеста, не смотри на меня так. – Адриенна улыбнулась, стараясь развеять мрачное настроение подруги. – Что бы я делала без этого… моего хобби? Я была бы точно такой, какой меня изображают журналисты, – титулованной светской бабочкой, занятой благотворительностью, порхающей с одного светского раута на другой.
Адриенна скорчила рожицу и снова вернулась к паштету.
– Если верить газетчикам и их сплетням, я еще одна скучающая девица, у которой много денег и никаких занятий. Пусть они продолжают так думать и здесь, и в Якире. Пусть и он так думает.
Селесте не надо было объяснять, кого Адриенна подразумевает под местоимением «он».
– Это только облегчает возможность освободить всех их отлипших побрякушек.
– Но теперь тебе не нужны деньги, Эдди.
– Не нужны.
Она опустила взгляд на свою рюмку с бренди.
– Я удачно вкладывала деньги и могла бы жить вполне обеспеченной жизнью на то, что у меня есть. Но дело не в деньгах, Селеста. Возможно, деньги для меня никогда и не играли большого значения.
Она снова подняла глаза на Селесту. В ее взгляде отразился блеск алмазов, блеск, от которого становилось зябко и даже страшно. Это был блеск украденных ею камней.
– Мне было восемь лет, когда мы прилетели в Америку. И даже тогда я знала, что когда-нибудь вернусь в Якир и заберу то, что принадлежит маме.
– Абду раскаивается. Думаю, теперь он, наверное, раскаивается.
– Разве он приехал на ее похороны? – Задав этот вопрос, Адриенна резко вскочила и заходила по комнате. – Разве он выразил хотя бы соболезнование? Все эти долгие, ужасные годы он делал вид, что мамы просто не существует.
Стараясь овладеть своими чувствами, Адриенна оперлась о стойку. Когда она снова заговорила, голос ее был спокойным и твердым:
– Собственно, она давно уже не жила в полном смысле этого слова. Он убил ее, Селеста. Убивал все эти годы, пока я была слишком маленькой, чтобы помешать ему. Но скоро, очень скоро ему придется заплатить за все.
Селеста почувствовала, как мурашки побежали у нее по коже. Она вспомнила, какой Адриенна была в восемь лет. В ее глазах уже тогда тлела эта искра – жажда мести, и они казались взрослыми не по возрасту.
– Ты думаешь, Фиби хотела этого?
– Думаю, мама сумела бы оценить иронию этой ситуации. Я собираюсь отобрать у него «Солнце и Луну», Селеста. Как я обещала ей, как я обещала себе. И ему придется дорого заплатить за то, чтобы вернуть себе ожерелье. – Девушка улыбнулась и подняла свою рюмку, салютуя Селесте. – Поэтому-то я не могу себе позволить утратить свои навыки. Тебе известно, что леди Фьюм устраивает на следующей неделе бал в Лондоне?
– Эдди…
– Этот старый козел лорд Фьюм заплатил четверть миллиона за ее изумруды. Леди Фьюм не следовало бы их носить. В них она выглядит бледной.
Со смехом Адриенна наклонилась и поцеловала Селесту в щеку.
– Иди и ложись спать, дорогая. Чтобы оставаться такой красивой, ты должна высыпаться. Я сама найду выход.
