Твоя (не) родная семья
Я должна написать пресс-релиз, но теперь понимаю, что и о чем писать. Хорошо, сразу проверила новости. Но, подумав, я решаю изучить все новости столицы за последние две недели, мало ли, что я могла упустить…
Самым крупным происшествием было это покушение. Но я упорно изучаю новостные материалы. На глаза попадаются криминальные заметки – в окрестностях происходят ограбления машин частного ювелира, после которых машины сжигают. Мне это ни о чем не говорит, и я иду дальше…
Быстро пишу пресс-релиз и оставляю до утра, чтобы проверить свежим взглядом, и… Сама координат СМИ я не знаю. Отдам Александре, пусть разошлет, куда нужно.
Остается с утра обзвонить секретарей и отредактировать список акционеров. Почти все готово, хотя сначала задания пугали, как здоровенные, мохнатые пауки. Но я их выполнила – или поняла, как делать, быстрее, чем рассчитывала.
Я ложусь в постель, здесь спать непривычно, даже немного страшно и дико тянет домой. Думаю, как там Сенька, и незаметно засыпаю.
Утром вскакиваю ни свет, ни заря. Бегу в ванную, и вспоминаю, что ни в садик, ни на работу больше не нужно. Захожу на кухню, где мама деловито жарит блины – чад идет во все стороны. Блины не ее сильная сторона.
– С добрым утром! Садись, сейчас будут блинчики с медом.
В растерянности с непривычке сажусь за стол. Несколько неудачных экземпляров мама выкидывает, со стопкой остальных блинчиков садится ко мне.
– Кофе или чай?
– Кофе, – бормочу я.
Так непривычно, когда кто-то заботится обо мне, а не наоборот – я о всех. Здорово. Мама внимательно поглядывает на меня: как я после вчерашнего и не собираюсь ли бежать обратно и падать в ноги Игорю.
– Надеюсь, не собираешься ему звонить?
– Даже не думаю, – морщусь я.
– А с кем ты вчера ночью разговаривала?
– Мой начальник из Москвы… Мама, он на больничном, у меня будет несколько недель, чтобы закончить здесь дела, – я наконец пробую кофе, когда понимаю, что получила такую нужную отсрочку. – Я пока ноутбук оставлю у себя? Мы будем работать удаленно.
– Оставь, конечно, – она порядком расслабляется, не услышав ничего об Игоре.
Но сердце ноет. Я не видела Сеньку сутки. Как справиться с этой болью, я не знаю… Постоянно думаю о чувствах малыша, который не знал другой мамы.
– Все образуется, – говорит мама, заметив мой страдающий взгляд.
Чтобы не расплакаться, ухожу в комнату. Лучше работать, чем страдать. Обкладываюсь телефонами и начинаю по списку обзванивать секретарей акционеров. Телефоны отделов тоже нахожу на сайтах. Всем говорю примерно одно и то же:
– Это Камилла Андреева, личная помощница Олега Давыдова. Я должна уточнить, придет ли ваш руководитель на встречу акционеров?
Со мной активно вступают в контакт, некоторые только удивляются, узнав, что у Олега появилась помощница. Через два часа у меня отредактированный список, где осталось несколько вопросительных знаков напротив фамилии – их секретари не смогли ответить сразу и просили перезвонить.
Затем перечитываю пресс-релиз и отправляю Александре с пометкой разослать по тем СМИ, с которыми у компании связи.
Думала, что будет артачиться, и так и получилось. Сообщение приходит мгновенно:
«Это работа пиар-отдела».
В общем-то, справедливо. Ном можно было повежливей. Нахожу контакты пиар-отдела и связываюсь с ними. Там быстро берут мой пресс-релиз в оборот.
От Давыдова больше нет звонков или сообщений. Я решаю, что напишу сама, когда выполню все задания. После обеда заново обзваниваю секретарей и отсылаю Олегу готовый список акционеров. Добавляю: «Венок заказала еще вчера. Пресс-релиз написан и отправлен в пиар-отдел». Внутренне я ожидаю похвалу за оперативно выполненные задания, которые мне тем более в новинку, и я высоко оцениваю результат.
Но приходит лишь лаконичное: «Хорошо».
А через минуту на карту падает аванс. Я проверяю поступление… О, моя столичная зарплата восхищает!
Раздается звонок. Я бодро хватаю трубку. Ожидая, что это кто-то с работы или сам Олег.
– Ты вещи оставила… – мямлит Игорь. – Будешь их забирать?
После общения с бойкими сотрудниками слушать тошнотворное блеяние Игоря невозможно. У него даже голос такой: пустой, ленивый.
Хочется сказать: «Можешь выбросить». Но там неплохое зимнее пальто и другая одежда, которой жалко разбрасываться.
– Попрошу кого-нибудь забрать позже, – решаю я. – Мама заберет.
Мне хочется спросить про Сеньку. Игорь тоже висит на линии, ожидая, видимо, первого шага с моей стороны. Я кладу трубку. Не хочу.
Из-за звонка портится настроение. Я стряхиваю с себя липкие щупальцы бездействия, которыми Игорь успел меня опутать за короткий звонок, и пододвигаю к себе ноутбук.
– Дай мне новое задание, – вздыхаю я, глядя на фото Давыдова среди руководителей компании.
Мысли возвращаются к ребенку.
Может, забежать в сад и забрать его оттуда? А вечером отвести назад? Или привести сюда и гори они все огнем? Если я так сделаю, увижу Игоря вечером на пороге? Не хочется. Вдруг он будет настроен решительно и вообще вызовет полицию.
Лучше дать время дедушке вступить в игру и послушать совета мамы – дать Игорю в полной мере вкусить отцовство.
Но как хочется к ребенку…
Я открываю фото Сеньки на телефоне и начинаю реветь.
– Что случилось? – в комнату тревожно заглядывает мама, спасая меня. – Игорь звонил? Что нужно?
– Просил вещи забрать, – я вытираю слезы.
– Я сама схожу. Вечером. Заодно проверю, как там Сенька. А ты дома сиди.
– Спасибо, мам…
– Кто-то должен тебе помочь. Больно смотреть, что этот трутень творит.
Мама все чувствует и отсекает меня от них.
Она уходит, давая мне возможность прорыдаться. Я с трудом успокаиваюсь. Я с ней согласна, Игорь – мерзавец и трутень, лень родилась впереди него. И когда я думаю, что с ним должна оставить ребенка, схожу с ума от боли за малыша…
