Брак по расчету. Я развожусь!
Дима глубоко вздыхает. И я понимаю: ни черта дома нету.
— Прекрати... Скоро пройдет, — совсем тихо бросает он, отворачиваясь.
— Сколько времени у тебя температура?
— Хрен его знает. Вчера после работы валяюсь как овощ... — произносит еле слышно. Да и разбираю я слова с трудом.
— Так. Вроде на противоположной стороне дороги я заметила аптеку, когда парковку искала. Подожди, буду через пару минут. Ванну примем.
Покупаю термометр, лекарства и действительно возвращаюсь быстро, не трачу время впустую. Дима вырубился. Пытаюсь привести его в себя. Он как пьяный. Разум затуманенный.
Набираю в ванну чуть теплую воду. Надо его сюда, а потом постепенно снизить температуру воды.
А потом температуру его тела тоже! Тридцать девять градусов!
Еле снимаю с парня одежду. Он остается в одних боксерах. Так непривычно видеть его таким... Слабым и серьезным. Даже шутить не может. И подколоть словами тоже.
— Холодно, — бросает Беркутов, едва забравшись в ванну. Садится по пояс. Ищу в шкафу полотенце. Благо, нахожу. Намочив его, вытираю им лицо и плечи парня. А также шею. — Помоги встать. Это дело мне не в кайф.
— А лежать без сил тебе как? Нравится? Не ворчи. Надо сбить температуру.
— А не лучше ли таблетки проглотить?
— Нет, дорогой. Сначала вот такой скромный душ, а потом уже лекарства. Потерпи. Рявкать ты умеешь, а по пути домой купить таблетки — нет? Как ребенок, честное слово. Ну раз видишь, что что-то с тобой не так, хотя бы в аптеку сгонял бы.
— Легко сказать.
Через минут пять Дима все-таки устает от прохладной ванны, встает. Я отворачиваюсь моментально, как только он стягивает с себя белье. Черт! Ну какой же скотина! Ни стыда, ни совести!
— Поможешь? — слышу за спиной. Он уже натянул на себя махровый халат. — Не могу на ногах стоять.
— Пойдем.
Доходим до кровати. Дима залезает под одеяло. Говорит, что ему холодно. Я же иду за таблетками, которые он глотает так, будто это какие-то сладкие конфетки.
Через минут двадцать я уже замечаю на его лбу испарину. Потеет. Это хорошо. И температура скоро снизится.
— Термометр надо поставить, — говорю, поднимая руку Димы. — Не начинай ворчать.
Он закатывает глаза, не отвечает мне.
— Ну что там?
— Тридцать семь, — улыбаюсь. — Скоро будешь в крутом состоянии. И начнешь шутить. Ты голодный наверняка. Надеюсь, холодильник не пуст?
— Вроде нет.
— Ну хоть что-то... — усмехаюсь. — Пойду попробую что-нибудь приготовить.
Колдую на кухне достаточно долго. Теряю счет времени. И свое слово Айсель, что вечером обязательно приеду. Вспоминаю, увидев входящий звонок от сестры.
— Черт, — цежу, поднося телефон к уху. — Да, Алин. Прости, но...
— Айсель тебя ждет, — перебивает. — Милен, это несерьезно. Ты где вообще? Сама же говорила, что несколько дней будешь отдыхать. А сейчас тебя нет... Му ждем тебя больше часа.
— Я у Димы, — глубоко вздыхаю. — Он болеет, Алин. Прости, не смогла его оставить в таком состоянии. Температуру вроде бы сбили, но все же...
— Останешься там на ночь?
— Скорее всего, да.
— Папу не боишься? — весело спрашивает сестра.
— Я большая девочка, — невольно улыбаюсь. — Пойду я, Алин. Позвоню, как только уеду отсюда. Люблю тебя. Не скучай.
Вырубаю звонок и сразу же чувствую теплые руки на своей талии. Дима кладет подбородок на мое плечо, вздыхает глубоко.
— Кого это ты так сильно любишь? — хриплый шепот заставляет каждый волосок на теле встать дыбом.
— Сестру. А ты, смотрю, пришел в себя? Как самочувствие? — поворачиваюсь к парню лицом, заглядываю в темные глаза. Лицо у него все еще бледное. Выглядит слишком вяло, хоть и пытается не показать свою слабость.
— Все круто. Как тут пахнет вкусно. Накормишь?
— Если будешь хорошим мальчиком, то да. Садись, балбес. Буду кормить тебя, как всегда кормлю племянницу. Собственными руками.
— Ты заставляешь меня влюбляться в тебя все больше... — гладит мою щеку большим пальцем.
— Вот оно как, — сжимаю его запястье. — Ты сядь, иначе рухнешь. И руки не распускай. Уйду, дальше сам справляйся. Позвони своим бывшим, например. Пусть приезжают и заботятся о тебе.
Настроение Беркутова меняется на глазах. Он хмыкает, но садится на стул. Стреляет в меня недовольным и немного задумчивым взглядом.
Что такое? Я что-то не так сказала? Или его что-то задело? Может, у него была большая любовь? Поэтому слово «бывшие» вызвало у него некое раздражение?
