Исцели меня
- Потому что мне это неинтересно.
- Через пару месяцев я не буду спрашивать, что тебе интересно, а что нет. Есть слово надо. Есть еще не хочешь?
- Нет, - спокойно отвечаю я, пропуская мимо ушей первую фразу.
- Пить?
- Нет.
- Не хочешь или нельзя?
- Не хочу.
- А что хочешь? Только без произнесенных имен на букву «С».
- Хочу залезть тебе в голову и узнать на кой черт я тебе сдалась. Устроишь?
- Женщинам лучше не знать, что творится в голове у мужчины. Равно как и наоборот. Поэтому нет – не устрою.
- Я не верю в твой альтруизм.
- Мне до альтруиста, как до неба. Я – эгоист.
- Вот так прям стало понятнее. А у тебя вообще есть родственники?
- А чего это ты вдруг заинтересовалась мною?
- Да прям заинтересовалась. Просто надо знать с кем делить имущество после росписи. Ну если ты того.
- Того?
- Помрешь раньше меня.
- И не надейся, у меня четкая и длинная линия жизни.
Плакать надо бы от происходящего абсурда и от того, как все сложилось, а мне почему-то весело. Я вполне реально смеюсь.
- Рад тебя видеть такой, но от чего ты смеешься?
- Ты реально веришь в какие-то линии на руке? Ты?
- У меня было много времени. Я развлекался как мог, - вполне искренне улыбается Бестужев. - Хорошо изучил линию судьбы. И все сошлось.
- Это как?
- Все просто, - пододвигает ближе надувное кресло и садится впритык ко мне. - Вот смотри, видишь эту линию, она короткая и от нее отходит еще много маленьких линий, - демонстрирует мне свою ладонь.
- Вижу, ну и?
- Это линия судьбы.
- Какая-то жопная у тебя судьба.
- На самом деле я тоже так подумал, пока хиромант онлайн не интерпретировал это по-другому.
- Хиромант онлайн?! Господи, прости, - ржу в голос. Так, что похрюкиваю как в былые времена.
- Это означает только то, что я не выбрал одно дело по жизни. А ведь так и есть, все чем я когда-либо занимался – это разные отрасли. Нет ничего, за что бы я зацепился навсегда в плане карьеры. У меня ее нет. Я просто зарабатываю деньги. Если без шуток – хиромантия затягивает. Дай мне свою руку, - вполне серьезно произносит Глеб и сам берет мою правую ладонь. - Смотри сюда, - проводит кончиком указательного пальца. - Это линия жизни. А вот здесь видишь глубокое ответвление вниз.
- Ну и?
- Если провести вот от этого пальца к этому ответвлению – то можно примерно сказать возраст. Не веришь – посмотри на досуге. Двадцать лет, ну примерно. Это глубокое ответвление и есть та твоя авария. Но дальше, если ты заметишь, линия жизни четкая, - проводит пальцем вниз. - Не прерывается. А вот здесь чуть дальше видишь ответвление вверх на линии жизни?
- Ну пусть будет – да.
- Это очень хорошо. Интерпретировать можно по-разному, но в целом это жизненный подъем. В какой именно области – это уже мне неизвестно.
- Да ты прям хиромант, - на мое насмешливое «хиромант» Бестужев никак не реагирует. Просто потому что он слишком увлечен рассматриванием моей ладони. И то, с каким усердием он это делает, подтверждает, что он не шутит.
- Этому нужно слишком долго учиться. В моем случае – это было просто приятным времяпрепровождением. Только и всего, - одергиваю свою ладонь, как только понимаю, что ведение пальцем напоминает уже не рассматривание линий, а тупо поглаживания. - В жизни очень много интересных вещей, которые могут отвлечь человека и помогут скрасить ему досуг. У тебя есть голова и руки. Надо пользоваться всеми возможностями, которые тебе предоставляет жизнь. У других и этого нет. Попробуй найти что-то для себя, а не зацикливаться на плохом.
- Да ты отменный психолог. Может, ты еще и психологию начнешь изучать углубленно на досуге?
- То, что мне нужно в психологии я давно изучил. Иначе не имел бы всего того, что есть. Остальное меня не интересует.
- Кстати, не только ты у нас всезнающий и всепонимающий, думаешь я не заметила, как ты ловко ушел от вопроса про родственников?
- Разве я уходил? - приподнимает брови.
- Совершенно точно уходил.
- Тебе показалось. Не бойся, тебе не придется испытывать муки перед знакомством с моими родителями. Как и притворяться любящей невесткой. Мои родители давно умерли.
- От чего?
- Обычно люди говорят – «ой прости, я не знала», «ой, прости, мне очень жаль».
- А я необычная. Чего мне церемониться? Долой притворство. Мне интересно, поэтому и спрашиваю.
- Папа – от последствий аварии, не сразу, четыре года лежал. Мама от онкологии, за пару месяцев до папы.
- И как давно это было?
- Умерли? - задумчиво хмурит брови, потирая ладонью лоб. - Лет пятнадцать назад.
- Понятно. Ну вот теперь извини.
- За что?
- Не знаю, - бурчу себе под нос, откидывая голову на сиденье. А сама принимаюсь считать. С чертовой математикой всегда были не лады. Пятнадцать и четыре года лежал – это девятнадцать лет назад. Тридцать пять минус девятнадцать… черт, сколько же это будет? Загибаю пальцы как первоклашка и считаю. Вот дура! Тридцать пять минус двадцать – пятнадцать. Прибавь один, кретинка, и получишь шестнадцать. Пора возвращаться в начальные классы.
Итого в шестнадцать получил отца инвалида. Тяжело, особенно ребенку. Никогда не интересовалась жизнью Бестужева. Он меня в принципе не интересовал. Раздражал, бесил, а потом и вовсе возненавидела. Знала только, что денег до фига. А вот как и от кого они ему достались – никогда. А теперь и хочется, и колется. Но проявлять к нему хоть какой-либо интерес – глупо. И все же мой язык работает без участия мозга.
- Твоя семья была обеспеченной? - на мой вопрос Глеб лишь усмехается. Но все же спустя несколько секунд качает головой.
- У меня была очень обеспеченная бабка. Миллионерша. Правда, глухонемая. Мы о ней и знать не знали. Она появилась внезапно, когда мне было восемнадцать.
